Утро после «Happy End»

Веденская Татьяна

– Говорила? Ну, надо будет извиниться. Я там с ужасной ясностью понял, что ехал увидеть тебя. ТЕБЯ, и мне стало страшно.

– Почему? – огорчилась я.

– Потому что я вовсе не хочу тебя любить. Но… получается, что люблю. И хоть ты мне изменила, этот год без тебя был просто ужасен. От одиночества мне даже показалось, что в тех твоих словах о том, что измена – решение двоих, есть свой резон. И что я тоже некоторым образом виноват.

– Нет, нет. Виновата только я… – залепетала я, потому что и того, что он сказал, было для меня слишком много. Я не могла поверить, что я слышу все это от него.

– Перестань. Я тоже тот еще дурак. Вот лежит и спит мой сын. – Он деловито ткнул в сторону Костика. – И мне, оказывается, все

равно, кто его биологический отец. Я думал, что это важно и что я это пойму, лишь только взгляну на него. Ну, так вот. Я ничего не понял.

– Это потому что он спит.

– Неважно. Я ждал его много лет и еще несколько месяцев. Это просто ужасно, что я не видел его столько времени, – сердито ворчал мой муженек, а я уже украдкой вытирала слезы, потому что понимала: он пришел, чтобы остаться. Чтобы забрать нас, чтобы мы снова были вместе. – Ты что, плачешь? О господи, опять ты плачешь. Как же я от этого устал еще за твою беременность.

– Есть только один способ остановить это, – улыбнулась я.

Костя нерешительно переступил с ноги на ногу, потом кивнул, подошел ко мне и поцеловал. Я стояла, прижавшись к нему, чувствуя тонкий запах туалетной воды «Фаренгейт», и понимала, что этот запах, исходящий от кожи именно этого мужчины, – единственное, чего мне не хватало для полного счастья. Мне показалось, что мы так простояли целую вечность. Но вечность кончилась, потому что на кухонном диванчике заворочался мой сын. То есть наш сын. Он открыл свои чудесные, такие похожие на папины, глазки и тут же завопил. Еще бы! Какой-то посторонний (на его взгляд) мужик сцепил в объятиях его любимую маму и целует! Такая роскошь доселе была дозволена лишь ему – малышу!

– Ой, прости. Костик проснулся. Я сейчас, – засуетилась я, хватая на руки мое сокровище. А муженек застыл с открытым ртом.

– Кто? Кто проснулся?

– Костик. А ты что, не знал? – поразилась я.

Константин Прудников выхватил из моих рук своего сына, долго всматривался в его глаза, в его черты, еле сдерживая восхищение, хоть Костик-младший и истошно орал. Потом он порывисто протянул сына мне, закрыл лицо руками и прорычал:

– Я дурак!

– Это точно, – не стала я спорить. – Потому что умнее и прозорливее тебя я никого не встречала. Раз уж ты сам считаешь, что ты дурак, значит, это так и есть.

Эпилог

Говорят, что жизнь прожить – не поле перейти. Это уж точно. Лично у меня никак не получается написать свою жизнь набело. Я постоянно совершаю ошибки, которых можно было бы избежать, и попадаю в положения, которые трудно назвать однозначными. Возможно, Костик и прав, называя меня ходячим недоразумением, но он не может без меня жить. Он сам мне это сказал и теперь не устает мне это повторять. А я – я нашла своего прекрасного принца, после стольких сомнений и треволнений, я снова пришла к выводу, что Константин Прудников – самый настоящий принц. Хотя нет. Константин Прудников – самый настоящий король, потому что звание принца теперь по праву носит младший Прудников, Константин Константинович. Наш маленький принц, который, по заверениям моей же собственной свекрови, ксерокопически точно похож на своего отца – Костика в детстве. И она права. Удивительно, и как я умудрилась родить такого один к одному кареглазого, ворчливого, надменного, худощавого и умнейшего ребенка на свете? Оказалось, что все в жизни может происходить с точностью до наоборот. Что очевидное может быть неправильным, а глупое мудрым. Мой дурацкий поступок, когда я не пойми зачем призналась Косте в собственной измене, был, или, во всяком случае, казался, самым идиотским поступком на свете. Но честное слово, жизнь без лжи оказалась так легка и светла, что мне становится страшно, когда я подумаю, что могла промолчать. Промолчать и оказаться с трещавшими по швам браком в жуткой однокомнатной квартире, где не выживет и таракан. А теперь, кстати, мы с мужем приобрели маленькую

уютную двушку недалеко от метро «Пражская». Оказалось, что за истекший год после падения пирамиды новостроек цены на квартиры упали так, что нам наконец после стольких лет ожидания и мытарства по съемным квартирам хватило денег на наш дом. Даже не пришлось залезать в долги и брать кредит. Что само по себе чудо. И это не единственное чудо, которое произошло с нами после того, как Константин-старший (мне теперь все время приходится делать эти уточнения – старший, младший, но мне даже приятно) триумфально вошел в дудиковскую квартиру. Самым удивительным было то, что случилось с нами, когда мы с ним все-таки полетели на отдых в Египет.

– А что, хорошая идея! – одобрил он. – Нам никак не помешает еще один медовый месяц. Может, возьмем и сына?

– Только не это! – запротестовала я. – Я все понимаю, ты его не видел, готов часами качать его на коленках, но я… я наблюдаю этого хлопчика вот уже больше года и, признаться, порядком устала от его воплей. Десять дней он как-нибудь переживет без матери.

– И отца? – поднял бровь Костя.

– И без отца. К отцу ему вообще еще придется привыкать.

– Я тебя уверяю, не пройдет и полугода, как мы станем с ним лучшими друзьями, – заверил меня супруг.

Что ж, посмотрим. А пока мы вероломно покинули нашего сынка и отправились в Шарм Эль Шейх, где жаркое солнце опалило наши плечи и облупило наши носы, Красное море подмигнуло нам из своих глубин разноцветными рыбами, а огромная кровать в нашем номере для молодоженов помогла нам наверстать упущенное за прошедший год. Нас никто не беспокоил, что и неудивительно, потому что мы никому не сказали, куда едем. Но по-настоящему наше новое счастье, наше новое утро после хеппи-энда началось, когда один разговорчивый араб на ломаном русском объяснил нам, что как «кто в Москве не бывал – красоты не видал», так и «кто на гору Моисея не влез – зря в Египет летал». Иными словами, нам была рассказана эта красивая (но очень массовая, как потом выяснилось) легенда о том, что тем христианам, кто встречает на горе Моисея рассвет, господь отпускает все грехи.

– У меня грехов много! – воскликнула я. – Мне надо срочно на гору!

– Я тоже парочку наберу, – со вздохом согласился Константин.

Это, надо вам сказать, была картина Репина «маслом на бутерброде». Огромная толпа страждущих очистить совесть таким нетрадиционным способом в глухой ночи набила собой два экскурсионных автобуса. Потом нас, словно стадо, гнали под светом тусклых фонарей в кромешную тьму, пока мы не ступили на священную древнюю мостовую монастыря Святой Екатерины. Мысль, что по этой горе ходили библейские персонажи и что где-то во тьме величественных каменных стен растет неопалимый куст терновника – о да! Это завораживало!

– А где гора-то? – поинтересовался Константин.

– Тама, – легко махнул ввысь наш экскурсовод.

И мы пошли. Я уже не помню, сколько там километров над уровнем моря. Костик знает. А я могу сказать, что гораздо больше, чем надо нормальному живому человеку в босоножках на каблуках. Нам говорили, что лучше надеть удобную одежду, но я как-то не придала этому значения. Когда я, рыдая про себя, спросила, нет ли способа как-то еще попасть на гору, мне любезно предложили поехать на верблюде.

– О, конечно! – радостно потерла я ручки.

Но не тут-то было. Оказалось, что надо висеть на высоте трех метров между горбами животного, которое движется по краю бездны, все время норовя рухнуть в пропасть. Я слетела с верблюда в состоянии, близком к обмороку. После этого молча стиснула зубы и тупо перла в гору, не обращая внимания на стертые в кровь ноги и порванный хлястик от моих подарочных красивых босоножек. В полном отупении мы долезли по прорубленным монахами ступеням наверх (где все было грязным и заплеванным) и принялись сонно клевать носом в ожидании отпущения грехов. Желающих была целая куча, поэтому было тесновато.