Утро с любовницей
Шрифт:
– А как же Финелла, трус? А как же твой ребенок?
Но Уильям, как оказалось, подумал о них. «Я понимаю, что ты остаешься в отчаянном положении, но во вчерашней «Пост» мое внимание привлекло одно сообщение, и оно может послужить средством спасения, которого я не могу тебе обеспечить.
Сэр Нестор Уилмонт, как я знаю, был женат на твоей кузине Авроре. С его смертью его титул и имущество перейдет к кому-то из дальних родственников, если у него нет законного наследника. Я думаю, что не состояние здоровья твоей кузины, а смерть сэра Нестора может пойти нам на пользу. Поезжай к своей кузине,
С похолодевшим сердцем Шарлотта снова и снова пробегала глазами по строчкам письма.
«Поезжай к своей кузине.
Признайся ей во всем. Если она не носит ребенка, то тогда, возможно, наше дитя могло бы оказаться ей очень кстати... делать вид, что это ребенок сэра Нестора».
Шарлотта едва перевела дух, не желая верить пугающему смыслу отвратительного предложения Уильяма. Пол у нее под ногами покачнулся, и она стала снова просматривать более ранние письма, сопоставляя даты и торопливо подсчитывая месяцы.
Семь месяцев. Первое письмо написано за семь месяцев до ее рождения.
И внезапно два мира, в которых она существовала, соприкоснулись, и многие обстоятельства приобрели смысл.
Например, почему ее мать всегда относилась к ней с таким презрением.
Ее мать. Шарлотта не была уверена, что когда-нибудь еще сможет назвать так леди Уилмонт.
«Большинство вещей – самых важных – осталось тем же самым, – сказала ей Куинс. – Но время подобно саду: его то морозит зима, то нежно ласкает весна, и никогда не знаешь, что пустит корни и зацветет».
В той жизни план Уильяма осуществился, а в этой леди Уилмонт, очевидно, презирала свою кузину и не желала с ней знаться, как и со всеми остальными родственниками по линии Аппингтон-Хиггинс, и предоставила Финелле и ее ребенку самим пробиваться в этом мире.
Неудивительно, что в то утро Финни с такой злостью отнеслась к письму Авроры и что бывшая леди Уилмонт была готова оставить свою ложу, чтобы только не сидеть рядом с Шарлоттой – живым олицетворением семейного позора.
Шарлотта молча собрала все письма, связала их в стопку и положила на письменный стол Финеллы, а потом привела в порядок комнату, плотно задернула шторы и тихо вышла.
Ей хватило сил дойти только до лестницы, и она села на ступеньки, потому что ноги не держали ее, словно она выпила бутылку бренди Кимптона.
Горе, глубокое и безграничное, охватило Шарлотту, и она дала волю слезам, оплакивая потерю всего, что знала, своей жизни, своего имени – потому что на самом деле она была не Шарлотта Уилмонт и даже не Лотти Таунсенд.
И что дальше?
Шарлотта не могла не задуматься о том, не кончит ли она свои дни, как Финелла, в пьяном ступоре, с пожелтевшими и истлевшими воспоминаниями о прошлом, которое лучше всего забыть.
Глава 12
Себастьян не пришел к Шарлотте ни в эту ночь, ни в следующую, и к третьему вечеру она думала, что сойдет с ума. Что же ей делать?
Почти настолько же ужасным, как отсутствие Себастьяна, было открытие, что Финелла – ее мать. У Шарлотты возникла масса вопросов: женился ли Уильям на леди Порции? как и когда Финелла занялась своим ремеслом? И почему она позволила дочери сделать то же самое?
Однако каждый раз, когда Шарлотта открывала рот, чтобы спросить, она останавливала себя. Финелла была вне себя из-за женитьбы лорда Кимптона, и Шарлотте меньше всего хотелось бередить старые раны и подталкивать леди к еще одной попойке.
Даже сейчас, стоя вдвоем в холле, они испытывали неловкость, и Шарлотта подозревала, что Финелла чувствует себя в какой-то мере виноватой за исчезновение Себастьяна.
– Нечего весь вечер расхаживать здесь, – сказала ей Финелла, роясь в своей сумке. Разодетая в пух и прах, с ног до головы в украшениях, собственных и позаимствованных из коллекции Лотти, она все равно имела такой потрепанный и усталый вид, который не могли скрыть никакие драгоценности. – Он не будет проводить здесь все время... – Она замолчала, но Шарлотта могла представить себе недосказанное: «...если он вообще придет».
– Он придет, – убежденно сказала Шарлотта.
– Сегодня у леди Ратледж званый вечер для дебютанток. Он будет на нем. И кроме того, если верить слухам, там должно быть сделано объявление о помолвке.
– О помолвке?
– С мисс Берк. – Финелла крепко завязала шнуровку на сумке. – Лотти, нельзя не видеть правду. Он женится на этой девушке. Я удивлена, что объявление не сделано до сих пор, потому что он не появлялся здесь с...
С момента пьяного представления Финеллы, с тех пор как он обвинил Шарлотту в заигрывании с Рокхестом, с того момента, как все пошло наперекосяк.
– В общем, несколько дней, – подытожила Финелла и, снова развязав шнурок сумки, продолжила бесплодные поиски чего-то внутри.
– Куда ты собираешься? – Шарлотта была не готова провести еще одну ночь в одиночестве.
– Сегодня среда. – Финелла сморщила нос.
– Среда?
– Господи, Лотти, это дело с Трентом сделало тебя такой же рассеянной, как миссис Димбелтон с той стороны улицы. Сегодня среда. – Она немного подождала, а потом тяжело вздохнула. – В среду по ночам я играю в вист. Сегодня мы собираемся у миссис Кемпбелл, потому что миссис Ван Хорн в последнее время плохо себя чувствует.
Шарлотта кивнула, вспомнив, что Финелла уже говорила об этом раньше – о своих еженедельных играх в вист с другими пожилыми куртизанками с Литл-Тичфилд-стрит. Несколько самых знаменитых красоток своего времени теперь проводили ночи за игрой в вист и беззастенчиво плели байки о щедрости и искусстве бывших любовников, выставляя напоказ драгоценности, как будто сидели в лучших ложах оперы. Они собирались в доме миссис Ван Хорн, потому что, как она заявляла, у нее был любовник высшего ранга – приближенный ко двору герцог, который оставил ей приличную пожизненную годовую ренту. То, что она пережила старика Лотарио больше чем на сорок лет, служило постоянным источником раздражения для его потомков, а даме приносило уважение среди подобных ей.