Утро снайпера (сборник)
Шрифт:
— А отчего глухари вывелись? — спросил Сергей.
— Вот уж не знаю, — сощурился егерь, теребя бороду. — Не знаю. Вроде бить-то некому, да и места глухие. Знаю только, что глухарь, он ведь капризен очень. Осторожен. Рябец да тетерев — тем хоть трава не расти. Где угодно жить будут. А этот другой…
Сергей посмотрел вверх.
Высокие ели смыкались над дорогой, солнце слабо просвечивало сквозь них. Земля под ногами была мягкой и сухой.
— Егорыч, а что, кроме Коробки других деревень тут не было?
Егерь покачал головой:
— Как не было! Три деревни были.
— А сейчас что ж?
— Да поразъехались все, старики умерли. А молодежь в город тянет. Вот и стоят избы заколоченные. Преют.
— Далеко отсюда?
— Верст пять одна, а хутор подале.
— Да… Надо б сходить посмотреть.
— А чего. Пойдем как-нибудь. Посмотришь, как крапива сквозь окна растет!
Сергей покачал головой, поправил ружье:
— Плохо это.
— Еще бы. Чего ж хорошего. Тошно смотреть на дома-то на эти. Такие срубы ровные, еловые все. Впору вывезти, ей-богу…
— А что, разве и вывезти некому?
Егерь махнул рукой:
— Аааа… Никто возиться не хочет. Обленился народ…
— Ну это ты зря. Вон сегодня на лесопильне как ваши вкалывали.
— Да рази ж так вкалывают? — удивился Кузьма Егорыч.
— А что, по-твоему, плохо работали?
Егерь опять махнул рукой:
— Так не работают. Мы до войны разве так работали? Часы считали? Да мы из лесу не выходили, свое хозяйство, бывало, забросишь, жена покойная ругмя ругает — сенокос, а мы — то переучет, то шишки, то посадка! Косишь последним, когда уж все убралися да чай пьют.
Сергей, улыбаясь, посмотрел на него.
Егерь широко шагал, разводя перед собой узловатыми руками:
— А в войну? Если б раньше мужики узнали, что в пяти верстах десять срубов никому не годных стоят, да их на следующий день бы разобрали! А щас — гниют себе и все… тошно глядеть… — Он замолчал, поправил треух.
Ельник стал редеть, лучи солнца, пробившись сквозь хвою, упали на дорогу, заскользили по сероватым стволам.
— Щас повернем, и тут рядом совсем, — махнул рукой егерь.
Свернули, пошли по заросшей кустарником тропке. Впереди вдруг послышался шум, захлопали тяжелые крылья, и меж стволов замелькали разлетающиеся глухари.
Егерь остановился, провожая их глазами:
— Вот они. Выводок… не вывелися, значит…
Постояли, слушая удаляющихся птиц.
— Здоровые какие, — покачал головой Сергей.
— Да. К осени молодых от стариков и не отличишь… вон как загрохотали…
Кузьма Егорыч осторожно прошел вперед, поискал глазами и нагнулся:
— Погляди-ка, Сереж…
Сергей приблизился, сел на корточки.
Усыпанная хвоей земля пестрела глухариным пометом, то тут, то там виднелись гладкие лунки купалок.
— Живут все-таки… — улыбнулся Егорыч, взял на ладонь засохший червячок помета, помял и бросил. — Хоть бы эти-то не улетели…
Сергей понимающе кивнул.
За ельником лежал большой луг.
Трава была скошена, тройка одиноких дубов стояла посреди луга. Огромный стог сена виднелся в дальнем конце, прямо возле кромки. Егерь поскреб висок, оглянулся.
— Ну, вот и вышли. Теперь полверсты и просеки…
Сергей снял с лица прилипшую паутинку:
— Так это мы, значит, справа обошли?
— Ага.
— Быстро. А я хотел по просекам.
Егерь усмехнулся:
— Здесь короче.
Сергей покачал головой:
— Тебе в Сусанины надо идти, Егорыч!
— Да уж…
Пересекли луг, вошли в густой смешанный лес.
Кузьма Егорыч уверенно двигался впереди, хрустя валежником, отводя и придерживая упругие ветки орешин. Серый ватник его быстро облепила паутина, сухая веточка зацепилась за воротник.
— Егорыч, а тут, наверно, грибов много бывает? — проговорил Сергей в ватную спину егеря.
— Когда как.
— А этим летом как?
— Ничего. Марья три ведра принесла. Посолили.
Слева в окружении кустарника показался расщепленный молнией дуб. Расколотый вдоль ствол белел среди сумрачной зелени.
— Смотри, как его, — кивнул головой Сергей.
— Да. И вроде б не на отшибе стоял-то.
— А тот вон такой же. Чего ж в этот ударила…
— Богу, стало быть, видней.
Сергей рассмеялся.
— Чего смеешься? У нас вон в пятьдесят восьмом шли через поле с сенокоса четверо, все вилы да косы на плечах несли. А одна баба без ничего шла, горшок из-под каши несла. Гром и ударил в нее. А она без железа, да ростом пониже. Стало быть, за грехи с ней рассчитаться положил…
— Случайность, — пробормотал Сергей.
— Случайностей не бывает, — уверенно перебил его егерь.
Лес кончился, меж стволов показалась широкая, залитая солнцем просека.
Кузьма Егорыч повернулся к Сергею и поднял палец:
— Ну, теперь тихо. А то услышит, и пиши пропало.
— Как пойдем? — шепнул Сергей, снимая с плеча ружье.
— Воон там по кустам переберемся…
Егерь снял с плеча свою двустволку, взвел курки и, сунув приклад подмышку, опустив ствол вниз, пошел через просеку. Сергей двинулся чуть погодя. Просека была широкой. Массивные пни успели порасти кустами и папоротником, высокая трава стояла стеной по всей просеке. Егерь осторожно обходил пни, перешагивал через поваленные стволы. Сергей старался не отставать. На середине просеки из-под ног егеря поднялась тетерка и тяжело полетела. Кузьма Егорыч весело выругался, провожая ее глазами, и пошел дальше. Когда приблизились к кромке, он молча показал Сергею на высокую ель. Сергей кивнул, положил ружье на землю, снял рюкзак и стал развязывать его. Егерь стоял с ружьем наперевес, оглядываясь и прислушиваясь. Сергей достал из рюкзака веревку и маленький кассетный магнитофон. Привязав к веревке камень, он размахнулся и швырнул его в гущу веток. Камень перекинул веревку сразу через три толстые лапы и, вернувшись вниз, закачался возле головы Сергея, который быстро подхватил его, отвязал и принялся привязывать к веревке магнитофон. Закончив, он нажал клавишу и потянул свободный конец. Запевший хриплым голосом Высоцкого магнитофон стал быстро подниматься вверх. Чем выше он поднимался, раскачиваясь на натянувшейся веревке, тем громче разносился по притихшему осеннему лесу ритмичный звон гитары и проникновенно надрывающийся голос: