Шрифт:
Steven Erikson
THE CRIPPLED GOD
Copyright © Steven Erikson, 2011
First published as The Crippled God by Transworld Publishers, a part of the Penguin Random House group of companies
Действующие лица
МАЛАЗАНЦЫ
адъюнкт Тавор Паран
Высший маг Быстрый Бен
Кулак Кенеб
Кулак Блистиг
капитан Лостара Йил
Банашар
Кулак Добряк
капитан Сканароу
Кулак Фарадан Сорт
капитан Рутан Гудд
лейтенант Порес
капитан Рабанд
Синн
Свищ
ВЗВОДЫ
капитан Скрипач
сержант Битум
Корик
Улыбка
Флакон
Корабб Бхилан Тэну’алас
Спрут
сержант Геслер
капрал Ураган
Курнос
Смекалка
Поденка
сержант
капрал Осколок
Хромой
Эброн
Хруст
сержант Хеллиан
капрал Неженка
капрал Дохляк
Может
сержант Бальзам
капрал Смрад
Горлорез
Непоседа
сержант Урб
капрал Пряжка
Масан Гилани
Лизунец
Фитиль
Вертун
Печалька
сержант Уголек
капрал Правалак Римм
Милый
Затылок
сержант Бадан Грук
капрал Драчунья
Неп Хмурый
Релико
Большой Простак
капрал Целуй
Мертвоголов
Молния
сержант Суровый Глаз
капрал Ребро
Химбл Фруп
Мертвый Вал
Баведикт, алхимик
сержант Сальцо
сержант Бутыли
ВОЙСКО
Ганос Паран, Первый Кулак и Господин Колоды
Высший маг Ното Бойл
Кулак Рита Буд
Ормулогун, императорский художник
вождь Маток
телохранитель Т’морол
Гамбл
Клещик
Десра
Ненанда
Калам Мехар
ХУНДРИЛЫ
Военный вождь Голл
Ханават (жена Голла)
Шелемаса
Джастара
СЕРЫЕ ШЛЕМЫ ИЗМОРА
Смертный меч Кругава
Кованый щит Танакалиан
Дестриант Ран’Турвиан
командующий Эрекала
ЛЕТЕРИЙЦЫ
король Тегол
королева Джанат
Брис Беддикт
атри-седа Араникт
Хенар Вигульф
Шурк Элаль
Скорген Кабан
Ублала Панг
БОЛКАНДЦЫ
королева Абрастал
Спултата
Фелаш, четырнадцатая дочь
камеристка
Спакс, вождь гилков
БАРГАСТЫ
Хетан
Стави
Стори
Абси
Ралата, из Ссадин
оул’дан Торант
Сеток из Волков
ЗМЕЙКА
Рутт
Ноша
Бадаль
Сэддик
ШАЙХИ
Йан Товис (Сумрак)
Йедан Дерриг (Дозорный)
ведьма Пулли
ведьма Сквиш
Коротышка
Умница
Шарл
капрал Найд
сержант Челлос
Вифал
ИМАССЫ
Онрак Т’эмлава
Килава Онасс
Улшун Прал
Т’ЛАН ИМАССЫ
военный вождь Онос Т’лэнн
Горькая Весна (Лера Эпар)
Кальт Урманал
Ристаль Эв
Улаг Тогтил
Ном Кала
Уругал Сплетенный
Тэник Разбитый
Берок Тихий Глас
Кальб Бесшумный Охотник
Халад Великан
К’ЧЕЙН ЧЕ’МАЛЛИ
Бре’ниган, стражник Дж’ан
Саг’Чурок, охотник К’елль
Матрона Гунт Мах
Гу’Рулл, убийца Ши’гал
Дестриант Калит (из эланов)
ТИСТЕ АНДИ
Нимандр Голит
Спиннок Дюрав
Корлат
Датенар Фандорис
Празек Гоул
Клещик
Десра
Ненанда
Сандалат Друкорлат
Силкас Руин
ЯГГУТЫ: СРЕДИ ЧЕТЫРНАДЦАТИ
Болирий
Гедоран
Дарифт
Гатрас
Санад
Варандас
Хаут
Сувалас
Айманан
Худ
ФОРКРУЛ АССЕЙЛЫ: ЗАКОННЫЕ ИНКВИЗИТОРЫ
Преподобная
Безмятежный
Доля
Мирный
Усерд
Покорный
Небесный
Тишь
Скрытница
Воля
Серьез
ВОДЯНИСТЫЕ: НИЗШИЕ АССЕЙЛЫ
Амисс
Экзигент
Хестанд
Фестиан
Кессган
Триссин
Мелест
Хагграф
ТИСТЕ ЛИОСАН
Кадагар Фант
Апарал Форж
Ипарт Эрул
Гаэлар Тро
Эльдат Прессен
ДРУГИЕ
Руд Элаль (Риадд Элейс)
Телораст
Кердла
Странник (Эстранн)
Кастет (Сечул Лат)
Кильмандарос
Маэль
Олар Этил
Удинаас
Кривой
Таракан
Престол Тени (Амманас)
Котильон
Драконус
К’рул
Каминсод (Увечный бог)
Карса Орлонг
Силана
Апсал’ара
Тулас Остриженный
Д’рек, Червь Осени
Гиллимада (вождь теблоров)
Фейнт
Наперсточек
Амба Валун
Остряк
Маппо
Икарий
Корабас, Отатараловый дракон
Абси
Спултата
Штырь
Мунуг
Книга пятая. Рука, сжимающая судьбы
«Я видел будущее, и каждое видение заканчивалось одинаково. Не спрашивайте, что это значит. Я уже знаю. В этом-то и беда с видением будущего».
Глава четырнадцатая
Стая бабочек высоко в небе напоминала облако, огромное и белое словно кость. Снова и снова это облако закрывало собой солнце, даруя благословенную тень, которая мгновения спустя пропадала, ибо в каждом даре скрыто проклятие, а благословение скоротечно.
Перед глазами мелькали мухи. Бадаль чувствовала, как они собираются в уголках глаз, пьют ее слезы. Она не сопротивлялась, а жужжащее копошение на обожженных щеках давало хоть какую-то прохладу. Тех, кто забирался в рот, она ела. Мухи хрустели между зубами, оставляя на языке прогорклый вкус, а крылья, словно лоскутки кожи, налипали на горло, и их почти невозможно проглотить.
Осколки ушли, остались только бабочки и мухи, и было в них что-то незамутненное. Одни – чисто-белые, другие – черные. Две крайности между безжалостной землей и безучастным небом, между жизнью, которая ведет, и смертью, которая тащит, между дыханием, скрывающимся внутри, и последним вздохом упавшего ребенка.
Мухи кормились живыми, а вот бабочки пожирали мертвых. Больше ничего не происходило. Они шли и шли, оставляя за спиной следы окровавленных ног, перешагивая через тех, кто сдался.
Про себя Бадаль пела. Она чувствовала чужое присутствие – не тех, кто шел впереди или позади, а иных. Призраков. Невидимые взгляды и подернутые дымкой мысли. Нетерпение и отчаянное желание справедливости. Как будто Змейка была мерзостью на теле мира. Ее не желали терпеть. От нее хотели бежать.
Бадаль никого не отпускала. Им не обязано нравиться то, что они видят. Они не обязаны любить Бадаль, Рутта, Ношу, Сэддика – и еще тысячу тех, кто пока жив. Пускай негодуют, слыша ее мысли, ее стихи, которые рождаются посреди страдания. Пускай утверждают, что в них нет ни смысла, ни ценности, ни истины. Пускай. Она все равно их не отпустит.
Я не менее истинна, чем все, что вы видели. Умирающее дитя, брошенное миром на произвол судьбы. И вот что я вам скажу: нет на свете ничего более истинного. Ничего.
Бегите прочь, коли хотите. Но обещаю, что я от вас не отстану. Это моя единственная цель. Я – ожившая история. Я цепляюсь за жизнь, но проигрываю. Я олицетворяю все, о чем вы не хотите думать: полный живот, утоленную жажду, покой среди знакомых и любимых лиц.
Слушайте меня. Я предупреждаю вас: у истории есть когти.
Сэддик все волочил за собой мешок с побрякушками, сделанный из ненужных больше тряпок. Его личный клад. Его… скарб. Зачем они ему? Что они для него значат, все эти осколочки, блестящие камушки, обломки дерева? Каждый вечер, когда силы идти кончались, Сэддик садился, раскрывал мешок, перебирал и рассматривал свои сокровища. Почему Бадаль так это пугало?
Иногда он ни с того ни с сего начинал плакать. Сжимал кулаки, словно хотел раздавить побрякушки в труху. Тогда-то Бадаль поняла, что и Сэддик не знает, зачем они нужны. Бросать их он, однако, тоже не хотел. Этот мешок его убьет.
Она представила, как Сэддик – брат, о котором она всегда мечтала, – падает. Падает на колени, путается руками в рукавах, ударяется лицом о землю. Хочет подняться, но не может. А мухи слетаются к нему, пока полностью не закрывают от взгляда, превращая его в копошащуюся темноту.
Они поглотят последний вздох Сэддика. Выпьют последние слезы из глаз, которые совсем недавно еще видели. Проникнут в раскрытый рот, высушат его, будто паучью нору. А потом разлетятся в поисках нового сладкого источника жизни. На их место хлынут бабочки, которые сдерут с Сэддика кожу, пока не останется только скелет с мешком.
Сэддика не станет. Счастливый Сэддик, спокойный Сэддик призраком будет смотреть на свой мешок. И у меня будут слова на этот случай – на случай его ухода. Я встану над ним и, глядя на крылья, шелестящие подобно листве на ветру, в последний раз попытаюсь понять, что же это за мешок – мешок, который его убил.
И у меня не получится. Слова иссякнут. Ослабнут. Песня без смысла – все, что я смогу дать своему брату Сэддику.
Когда это время наступит, я пойму, что мне тоже пора умирать. Пойму, что пора опустить руки.
И она запела. Песню со смыслом – мощнейшую из всех.
Им оставался день, самое большее – два.
Этого ли я хотела? Всякое путешествие должно заканчиваться. Здесь нет ничего, кроме конца. Ни одного нового начала. Здесь у меня остались только когти.
– Бадаль. – Ее имя прозвучало тихо, словно ткань прошелестела.
– Рутт?
– Я больше не могу.
– Ты же Рутт, глава Змейки. А Ноша – ее язык.
– Нет, я не могу. Я ослеп.
Бадаль подошла к нему, всмотрелась в состарившееся лицо.