Увидеть море
Шрифт:
– So, how about you kill him? — гаркаю я в сторону заднего сиденья, не сводя глаз с офигевшего таджика. — You wanted to do it? Well, lets fucking do it! Right now! [8]
На секунду в кабине становится тихо.
Только слышно, как тикает датчик аварийной остановки.
Таксист и Ваня молча таращатся на меня круглыми глазами, раскрыв рты, как два совенка в ожидании жирного червячка. Естественно, никого Иван убивать не собирается. Но я не удержался от того, чтобы продемонстрировать разницу между словом и делом.
8
Ну, что? Давай убей его. Ты хотел это сделать? Так давай, блин! Давай! (англ.)
Слабый человек хуже всех. Каким бы он не был тебе другом — в критическую минуту предаст. Потому что слаб. Потому что не справится со страхом и болью.
И самый верный признак слабости — это когда человек начинает врать себе. Хуже нет ничего. Ты можешь что угодно врать другому, в глубине души ты будешь знать, что врешь. И это позволит тебе держаться верного курса по внутреннему компасу. Этот компас безошибочно скажет, что хорошо и что плохо. Но если слишком сильно отклонится от этого внутреннего курса, а вернуться на него силы воли не хватает, можно начать врать самому себе. Научиться оправдывать любой свой дурной поступок, любую слабость. И это конец — доверять тебе уже больше нельзя, как нельзя доверять наркоману.
В последнее время я часто встречаю таких людей. Слишком часто.
И я не хочу, чтобы мой друг стал таким, поэтому сейчас в машине таджика висит эта дурацкая пауза.
– Не боись, брат! Шутим мы, вот твои деньги, — перехожу я на русский язык, доставая бумажник из потертой кожаной сумки.
– Триста писят, — шепчет внезапно охрипший гость столицы.
Я кладу пятисотрублёвую купюру на приборную доску и, путаясь в перекрученном ремне безопасности, выбираюсь на улицу. У двери меня нагоняет Ваня.
– Ты что? — удивленно спрашивает он. — Зачем так много ему дал?
Сокрушенно качаю головой и, набрав код, тяну дверь на себя.
Вернувшись домой после ночного трипа, мы закончили вчерашний вечер бутылкой коньяка. Это было уже лишним, поэтому утро встретило недетским похмельем.
Поморщившись от жестокой головной боли, я пошарил рукой по засыпанному всяким дерьмом столу…
После Америки, я стал употреблять слово «дерьмо» очень часто. Подцепил от американского «shit». Там, в Америке, это слово сродни слову «штука» в русском языке. Типа мы говорим: «Классная штука!», а американцы, особенно те, которые афро, сказали бы «Классное дерьмо!»
Помнится, чуть не попал в неприятности. Пересекся на пьянке во Флориде с командой российских кикбоксеров. И в перерыве между «дринкингом» мы вышли покурить на «тэррас» с самым их главным чемпионом.
– Паша, охрененно ты «Балладу о Любви» спел! — расчувствовавшись, заявил он. — Если бы ты знал, как я уважаю Высоцкого! Высоцкий и Есенин — это самое лучшее в русской культуре!
Голова у него была очень большая, красная и квадратная. Редкие белесые волосики ежиком, глаза навыкате и китайские ролексы на запястье дополняли образ «конкретного пацана» на отдыхе. Я и сам люблю Высоцкого, но мне стало немного неприятно, что мы с этим быдловатым малым оказались в одном фан-клубе.
– Точно, чувак, — сказал я. — Я сам всякое такое дерьмо обожаю.
После этих слов мастер кикбоксинга раздулся, как рыба-фугу, и сделался ещё более багровым.
– За такие слова, другого я бы уложил на месте, — зло выдохнул он, и неуловимо крутанувшись вокруг своей оси, впечатал новенький кроссовок в кирпичную стену, чуть левее моего уха.
Задел его такой оборот речи.
…и обнаружил там бутылку Аква Минерале с газом. Тёплая, как блондинка на пляже, она, тем не менее, всё ещё была способна утолить жажду.
После стандартных утренних ритуалов жизнь вернулась в молодые тела, но головы ещё были свободны от планов. Открыв сайт знакомств, я читал пришедшие за ночь сообщения от девушек, а Ваня бродил по квартире с бутылкой минералки и постанывал, как призрак из графского замка.
– Я тут оказывается вчера свидание забил с девушкой, — поделился я результатами сетевого улова. — Через четыре часа на Курской. Может сходить?
Немедленно стряхнув с себя страдальческий вид, Ваня припрыгал к компьютеру.
– Где? Покажи! Уау! Ты чо? Конечно, соглашайся, такая лапа! — Ваня плотоядно зачмокал губами и засопел, разглядывая фото стройной брюнетки с внешностью фотомодели.
– Пошли со мной? — неожиданно предложил я ему.
– Ага. Скажешь: это мой второй пилот? — саркастически хмыкнул Ваня.
– Да, не. Зачем? Попрошу подругу захватить, — пояснил я.
– О! Давай, конечно! Звони! — обрадовался любвеобильный помощник юриста.
После короткого телефонного звонка, во время которого Ваня скакал вокруг меня, корча немые гримасы и совершая пошлые телодвижения, чуть не заставив меня рассмеяться в паре неподходящих мест, договоренность была достигнута. К моей радости Оля, так звали девушку, сама предложила двойное свидание.
– У тебя нет ли там случайно друга, которого можно пригласить, — извиняющимся тоном спросила она, а то подруга тут в гостях, не хочется бросать её.
– Друга пригласить? Ну, не знаю… — после этих слов Иван задергался ещё сильнее, тыкая себя в грудь двумя указательными пальцами.
– Ага, хорошо. Попробую найти кого-нибудь, — на этих словах мим в белых трусиках и черных носках картинно рухнул на колени, воздевая руки к пыльной люстре.
– Ну, что, мой националистический друг, — весело провозгласил я, закончив разговор, — мы идём на двойное свидание.
– Урааа! Секс! — радостно завопил Ваня, но тут же погрустнел. — Блин, Паша, мне так стыдно, что я вчера размяк с этим таджиком. Но вот сегодня…
– Так, блин, заканчивай эту ахинею, — начал злиться я. — Реально запарил уже.
– Ну, ладно-ладно, — примирительно пробурчал он. — Пошли лучше поедим куда-нить.
Пользуясь, тем, что мы ночевали у меня дома, перед выходом я переоделся в свежую одежду и выглядел, в общем, более или менее нормально за исключением красных глаз и изрядной щетины. Ловелас номер два был в состоянии похуже. На Ване были мятые, как будто их всю ночь жевала корова, светлые льняные брюки и такого же вида рубашка. Грязные волосы и опухшее лицо говорили о бурной ночи.