Увидеть море
Шрифт:
Мой взгляд летел по монолиту серой толпы, как сорвавшийся со скалы альпинист, тщетно пытаясь ухватиться хоть за один выступ, срываясь и уносясь дальше.
Неожиданно мелькнула знакомая улыбка. Слегка осунувшийся и похудевший Толик в потрепанном черном бушлатике протискивался навстречу, сверкая всеми тридцатью двумя зубами.
– Пашка, как же я чертовски рад тебя видеть!
После крепких дружеских объятий Толик подхватил мою сумку и быстро двинулся к выходу, на ходу оглядываясь и не переставая говорить. Что-то изменилось в нем. В глаза сразу бросилась какая-то суетливость, пришибленность. Кривая извиняющаяся улыбка и глуповатый мелкий смех.
Эти четыре года пропустили Толика через мясорубку, сбив позолоту первого красавца на курсе. И всё-таки это был он — тот с кем я делился последней сигаретой, куском хлеба и всем, что болело и кипело в душе в студенческие годы. Мой лучший друг на все сто процентов! И я был рад, что он снова рядом…
Несёт мою сумку и какую-то чушь.
Толик.
Видимо, я и сам изменился, так как постоянно ловил его странные взгляды, как будто он силился найти в моем лице, знакомые черты. Иногда он их находил, и его лицо озаряла по-детски радостная улыбка.
– Все-таки, ты какой был, таким и остался, — вынес окончательный вердикт Толик, когда мы уже сидели за столом в квартире его московской подружки. Подарки были розданы, привезенная бутылка J&B раскупорена. Настало время длинных рассказов.
Последний раз мы виделись, когда они пьяные с Ваней запихнули меня в автобус Пятигорск — Москва. Нарядный Икарус повлек бесчувственное тело навстречу американским приключениям, а для Вани с Толиком жизнь продолжилась по-старому.
Год мои друзья провели в пьяном угаре студенческого общежития, охмуряя первокурсниц и не задумываясь о завтрашнем дне. К концу года у Толика случилась Настоящая Любовь.
Красавица — первокурсница по имени Вика.
Вика шла по жизни, привычно не обращая внимание на сонмы воздыхателей, но мужественный профиль и ураганный напор влюбленного Толика заставили её сделаться кроткой и домашней.
– Толик, ты — везучая скотина, если бы ты знал, как я тебе завидую! — горестно сетовал циничный Ваня, бросая плотоядные взгляды на смеющуюся девушку.
Свадьбу назначили на осень.
– Съездим в Штаты на лето, — решил Толик, — у меня там друг Пашка, поможет устроиться и подзаработать денег на свадьбу.
– Мне не нужна роскошная свадьба, милый, — ворковала Вика.
Это было не важно: любовь Толика… даже не так… ЛЮБОВЬ ТОЛИКА, конечно, заслуживала большего. Ему представлялось, как он становится на одно колено на балконе Эйфелевой башни и делает предложение Вике на фоне закатного Парижа.
Она получила визу первая и, слегка всплакнув на широкой груди любимого по поводу предстоящей разлуки, вспорхнула в утреннее небо в чреве Боинга.
Потянулись долгие дни ожидания. Ожидать визу Толик поехал в Москву или точнее в Подольск в пустующую квартиру Ваниных родственников, где уже проживал переживший в свою очередь свежую утрату Иван, и где Толик горестно пил и тратил последние деньги на телефонные переговоры. Через два месяца стало ясно, что визу не дадут.
– Я заработаю денег для свадьбы и сразу вернусь, — писала Вика.
Ещё через месяц Вика писала, что переехала жить к Хэнку, владельцу ресторана, где работает официанткой.
– Хэнк очень порядочный человек, а так же старый и некрасивый, — успокаивала Вика Толика.
– Видать не такой уж и старый, — многозначительно хихикнул Ваня. Цинизм его шуток поистине не знал границ. За это мы его очень не любили и любили тоже. Циничные шутки — это клёво. Не дают утонуть в самолюбовании или отчаянии.
Вика звонила каждую неделю и уверяла, что безумно любит и считает дни до окончания срока программы. Звонки случались все реже, а потом прекратились совсем. Вместо них пришел и-мэйл (который и сейчас, наверно, хранится где-то в недрах почтового ящика Толика).
Вика сообщала, что плачет от любви каждую ночь, а также, что фиктивно выходит за Хэнка замуж.
«Скажи честно, ты спишь с ним?» — написал Толик.
«Ты сам виноват! — не захотела отпираться, ставшая вдруг такой далекой Вика. — Зачем ты отпустил меня?!»
– Зачем я тебя отпустил?! Зачем я тебя отпустил, блять?!! — злобно заорал Толик в сторону далекого заокеанского края, прочитав письмо.
Любовь всей его жизни предпочла ему «старого пиндоса» Хэнка и не постеснялась объявить Толика виноватым. Естественно, он был крайне раздосадован. Понять было можно. Цинизм мы прощали только Ване. И то только потому, что Ваня сам был глубоко несчастен.
Толик хотел было сброситься с балкона, но вспомнил, что когда-то уже так делал, и вышло нехорошо. Задумчиво посмотрев на широкие зарубцевавшиеся шрамы на ладонях, он молча оделся и пошел в ларек за водкой.
– Все что ни делается, делается к лучшему, — утешал друга Ваня. Сам он в это ни на секуну не верил и был немного рад, что в его персональном клубе разбитых сердец станет немного людней.
Да. Ванина история была тоже по-своему трагична и поучительна.
Валерия боготворила Ивана со второго курса. Влюбилась без ума, лишь увидев его в белом костюме с микрофоном на сцене, красивого, как Нуно Беттенкурт и голосистого, как Элвис Пресли, и поставила перед собой цель — сделать своим парнем. Лера была красива и честолюбива. Она умела добиваться поставленных целей.
Предмет обожания, однако, вел себя не примерно. В пределах института он наслаждался большим интересом со стороны поклонниц его вокала, не забывая, впрочем, ревновать Леру к любому взгляду, брошенному в её сторону. Они ссорились, ругались, дрались и засыпали утомленные примерением и любовью.
Прекрасные студенческие годы закончились, а их отношения нет. Вместе они отправились в Москву, обосновавшись в пресловутой пустующей двушке Ваниных родственников.
Новая жизнь сгладила разногласия. Днем Лера бегала по собеседованиям в поисках работы, а вечером встречала ужином Ваню, «бомбившего» столицу на своей знаменитой в студенческие годы «семерке». Кому-то нужно было зарабатывать деньги на пропитание, и этим «кем-то» стал Ваня.