Уйти, чтобы остаться
Шрифт:
И наступил Новый год!
Вадиму нравилось все. И особенно что не произносят тостов.
Вадим почувствовал, что его тронули за руку. Обернулся.
— Рада с вами познакомиться, — улыбнулась Мария Аполлинарьевна, жена Устиновича. — Как здоровье Петра Александровича, я слышала, вы вместе были в отъезде. — Вадим что-то проговорил. — Да, поздравьте его с блестящей статьей в «Вестнике». Талантливо. Я получила удовольствие.
— С какой статьей?
— О, вы уже не читаете периодику? Ушли в дела?
Вадим так и не успел признаться, что не знаком с последней работой Киреева, — подошел Устинович. Он взял со стола маленькую рюмку, налил коньяк и, медленно смакуя, выпил.
Извинившись перед Марией Аполлинарьевной, они отошли от стола. Непривычно видеть Устиновича в домашней обстановке.
— Я предполагаю в конце января доложить на совете о последней работе… У меня к вам есть несколько вопросов. По Венере.
— Смогу ли ответить? Я давно отошел от темы. К тому же она не закончена… Впрочем, смотря какие вопросы.
— Были чьи-нибудь попытки наблюдать Венеру в момент перекрытия Луной?
— Не знаю. Это, безусловно, заманчиво для радиоастрономов. Юпитер, перекрытый Луной, наблюдали американцы и австралийцы. Нужны большие подвижные радиотелескопы.
— Что ж, подобный инструмент проектирует Ковалевский. Дай-то бог…
Вадим понял это как намек на последние события. Устинович разгадал его мысли:
— Вы, Вадим Павлович, пока ученый. Гм… Будем считать, что вы заболели и находитесь на бюллетене. Но вам надо вылечиться, и за вас это никто не сделает… Иначе вы станете хроником.
— Я не совсем вас понимаю, — Вадим не знал, как относиться к такому разговору. К тому же он в гостях.
— Вы представляете, Вадим, всю ответственность ученых? Или это для вас звучит слишком плакатно?
— Ответственность ученых?! Ха! И еще раз ха!
Они обернулись. Рядом стоял Савицкий на мягких ногах. Три рюмки чудом держались на блюде, переплескивая друг в друга коньяк.
— Ответственность?! История все прощает! История слепа! Великое геройство становится великим преступлением. И одно покрывает другое! Этот парень, Прометей, похитил огонь, на котором сожгли Джордано Бруно. Швед Нобель изобрел динамит, может, он не понимал, что спустя годы станет убийцей миллионов? Или великий Эйнштейн? Он даже успел застать взрывы Хиросимы. Априорность следствия и причины… Послушай, Виктор Семенович, не принимай близко судьбу этого мальчика. Возможно, человечество от этого выиграет…
— Неплохой коктейль — Нобель, Прометей и Родионов, — засмеялся Вадим, пытаясь снять блюдо с ладони Савицкого. — Вы переоцениваете мои возможности с помощью коньяка.
— Можете меня не высмеивать. Ни вы, ни ваш Киреев. Этот подонок и интриган! Я ненавижу его и вас! Вы станете таким, как он. А может быть, хуже. Ваше счастье, что я не могу ударить человека…
Вадим растерялся. Он чувствовал на себе взгляды гостей. И где же Ирина? Почему ее нет в комнате?
— Возьмите себя в руки! Вы совершенно пьяны, — Вадим попытался перехватить блюдо с рюмками. Но Савицкий блюдо не выпускал.
— Оставьте меня! За сколько вы продались Кирееву?! Что он вам обещал? Карьеру? Покровительство над вашей Венерой? Что?! Мальчишка! Щенок!.. А я так вам верил! За что же вы так?
Вадим выпустил блюдо, но Савицкому было уже не удержать — рюмки скользнули. Звон разбитого стекла подействовал на Савицкого. Он утих, сжался и прикрыл глаза ладонью.
— Ужасно болит голова… Я, кажется, очень пьян, но лучше бы я умер, — пробормотал он.
Из соседней комнаты торопливо вышла жена Савицкого, худая, нескладная женщина. Бережно взяв под руку Валентина Николаевича, она отвела его в кухню. Чувствовалось, что она никого не стесняется, как это бывает в подобных случаях, и, кроме мужа, никого сейчас не видит. Вадима поразила нежность, с которой она прикасалась к Савицкому.
— Алкоголь — великое дело! Иногда он превращает человека в человека! За много лет впервые Савицкий произнес то, что думал, — негромко проговорил Устинович и стал собирать осколки.
Вадим принялся помогать. Он чувствовал мучительный стыд. Донесся приглушенный шепот:
— Встань. Ты похож на официанта… Коллекционер архивных талантов.
Вадим увидел Марию Аполлинарьевну, жену Устиновича.
— Зачем ты пригласил эту личность?!
— Не тебе судить его, Маша, — Устинович поднялся и передал осколки подоспевшей домработнице…
Расходились часов в шесть. Устинович развозил гостей по квартирам, приглашая в машину тех, кто проживал в одном районе.
Вадим, Ирина и Савицкие были последними. Они жили дальше других.
Валентин Николаевич всю дорогу молчал, отвернувшись лицом к окну. Его жена сидела выпрямившись и и строго смотрела на очищенный от снега асфальт.
Вадим с Ириной решили слезть у холма и пойти пешком до обсерватории.
Небо светлело. Уже потускнел большой неправильный четырехугольник — созвездие Ориона. Лишь три звездочки не сдавались. Это пояс Ориона. Чуть выше яркой капли Сириуса бледнел Процион. А еще выше и правее перемигивались Кастор и Поллукс, альфа и бета созвездия Близнецов… А надо всей этой россыпью сияла Капелла…
— Мне очень нравится название «Альдебаран», — произнесла Ирина. — Когда гаснут на рассвете звезды, я физически ощущаю, как уходит время.
Кое-где в окнах гостиницы горел свет. Вадим вспомнил, что Гогуа приглашал его к себе в номер — «Соберутся мировые ребята. А девочки! Высший класс». Потом Борька просил у Вадима ключи от номера так, чтобы тетя Женя не знала. Вадим оставил ключи… И сейчас думал о том, что будет забавно, если в его номере кто-то заперся. А если нет, то наверняка в комнате полно окурков и крепкий запах духов…
— Жаль, доктор Кон решила вернуться домой к Новому году, сказал Вадим.
— У доктора закончился отпуск, — ответила Ирина.
— Однако можно пойти ко мне, — осторожно произнес Вадим.
— Нет, я хочу к себе, — ответила Ирина.
Они свернули на узкую аллейку, ведущую к коттеджам. Вадиму не терпелось продолжить начатый разговор. Однако Ирина его опередила;
— Почему уволился Ипполит? Я все жду, когда ты расскажешь, но не хватило терпения.