Уйти, не оставив следов
Шрифт:
– Бить будете, папаша? – приглушенно процитировала я героя одного из любимых произведений Булгакова.
Генка хмыкнул, но объятия не разжал, даже не ослабил.
– Ничего не пойму, чего ты, Женечка, говоришь? – в повисшей тишине неожиданно громко прозвучал голос тети Милы.
– Между прочим, я скучал, – негромко обронил Генка, вздохнул и добавил шепотом: – Поговорить надо, тет-а-тет.
– Это я шучу так, теть Мил, – громко заявила я, потихоньку высвобождаясь из Генкиных медвежьих объятий. – Давай чуть позже прогуляемся, – шепнула
Оля наблюдала всю сцену молча, уткнувшись в цветы, в ее глазах прыгали веселые искорки.
– Тетя Мила, давайте я помогу вам букеты расставить в вазы. Женя, и свой давай.
Я протянула розы, разомкнув наконец объятия и немного отстраняясь от приятеля.
– Генка, что это на тебя нашло?
– Говорю же, соскучился, – снова приблизился он, – может, поцелуемся?
– Если ты решил продемонстрировать тете Миле всю серьезность своих намерений, не переигрывай. Тем более что нас тактично оставили в комнате одних.
– А если нет? Если я хотел обнять любимую женщину? – отворачиваясь, сердито буркнул приятель. – Женька, вот скажи, откуда в тебе это стремление все и всех подвергать сомнению? Испытывать на прочность?!
– Жизненный опыт, наверное, – прищурилась я.
– Рассказывай! Ты с детства такой была! Ни наивности, ни доверчивости, обычно присущих всем юным особам, никогда не проявляла!
– Значит, это генетический опыт!
– Чего?!
– Доставшийся от предков. Проявляется в любом возрасте, присутствует всегда, на подсознательном уровне, – с серьезной гримасой вещала я.
– Ври больше! Ты в подобную ерунду никогда не верила, – с сомнением в голосе протянул Генка.
– Что нас возвращает к природной черствости и недоверчивости. – Дурачась, я изо всех сил удерживала серьезное выражение на лице.
– Разводишь… В этом ты, конечно, мастерица, – насупился Генка.
– Разве что немножко, – наконец, не выдержав, я рассмеялась. – Ладно тебе дуться, – обняла приятеля, легко касаясь губами, поцеловала в щеку, – пошли к остальным, может, тете Миле помощь нужна, и неудобно заставлять себя ждать.
Ранний обед превратился в дружеские посиделки, плавно перетек в ужин и, затянувшись, грозил стать вечером воспоминаний. Сначала Оля рассказала о спокойном течении жизни в маленьком европейском городке. Вопросы сыпались на нее со всех сторон. Похвасталась успехами мужа на ниве карьерного роста, скромно умолчав о личных достижениях. Живо и красочно описала свой быт. Рассказала, какой у нее чудный дом и любовно устроенный зимний сад. Темы недавней смерти свекрови и проблем с законом самой Ольги все тактично избегали.
Потом тетя Мила стала расспрашивать о малышах. Бросая в мою сторону сердитые взгляды и намеки, мол, от некоторых черствых девиц внуков не дождешься, так хоть о чужих детках поговорить. Генка тоже включился в игру: закатывал глазки, томно вздыхал, всем своим видом намекая, что он-то давно готов, а вот черствые девицы… И чего им надо в этой жизни – не понять.
Завершились посиделки
Сегодня утром, по пути из аэропорта, я наматывала круги по городу не только для того, чтобы порадовать Олю. Мне показалось, что нас ведут от самой стоянки. Осторожно и профессионально следящие сменили три машины на маршруте с незначительным километражем. Машины, неприметные внешне, все время держались на приличном расстоянии. Это не может быть совпадением. Странно одно: уж больно быстро нас нашли. В Англии слежки точно не наблюдалось. Значит, ждали здесь, в Тарасове? Значит, просчитали? Так быстро? Каким образом? Информатора тоже не стоит исключать. Но тогда под подозрение попадают все близкие Оле люди: домашние, прислуга, друзья. Интересно, она могла проболтаться кому-нибудь из приятелей о готовящемся отъезде?
Я осознанно промолчала, не сказала Оле о слежке. Завтра мы отправимся на прогулку по городу, предполагаю, соглядатаи проявят себя. А если нет, подругу рано пугать. И расспросить ее успею. Может оказаться, что близкие люди не виновны вовсе. Например, уже после нашего отъезда явился в дом человек, под благовидным предлогом спросил хозяев. Ничего не подозревающая горничная сказала, что никого нет и в ближайшее время не будет. Дальше дело техники: навести справки в железнодорожных и авиакассах, выяснить направление. Потом телефонный звонок опережает самолет, и нас поджидают в Тарасове. Правда, для такого маневра нужны связи и широкая агентурная сеть. Неужели Ольга права и за ней охотится серьезная организация?
– Женя!
– Женечка, ты что?
Видимо, я слишком задумалась, перестала участвовать в беседе, чем обратила на себя всеобщее внимание.
– Да, прости, что ты говорил? – нежно улыбнулась я приятелю.
– Рассказывал Оле, как ты недавно разбила сердце молодому питерскому оперу. А ты ни разу не возразила и вообще, похоже, не слушала.
– Простите, задумалась.
– Так вот, завладев наконец вниманием всей аудитории, продолжу. Парень бросил службу в Северной столице, перевелся к нам в Тарасов. И все из-за прекрасных зеленых глаз.
– Помнится, в эфире звучала информация, что Василий, если ты его, конечно, имеешь в виду, не поладил с новым начальством. И вообще, хватит ерничать.
– Вот, теперь она нас слушает, – кивнул приятель Оле, – видишь? Разозлилась.
– Обсуждать отсутствующих, по-моему, дурной тон. Тетя Мила, давай помогу со стола убрать.
– Мы с Олей тоже поможем, тем более что мне пора откланяться.
– Что ты, Геночка, куда торопиться? – возразила тетушка. – Ты обиделся? Женя, ну где тебя воспитывали? Гонишь гостя.