Узаконенная жестокость
Шрифт:
Шокирующее изменение ситуации подстегнуло аристократические классы, причем не только во Франции, к объединению, и жестокое восстание было не менее жестоко подавлено. Карл Наваррский расправился с мятежниками всего за две недели, однако последствия этого ощущались еще долгие годы. Самому Карлу приписывается казнь трехсот повстанцев всего за один день. Явно преувеличивая, Фруассар утверждает, что за несколько часов в других местах были казнены семьсот мятежников. Раздутые, без сомнения, цифры дают тем не менее представление о масштабах резни; казнено было настолько много, что порой вешали целыми группами. В общем, Жакерию спровоцировал ряд вполне веских факторов, но наиболее важным является то, что восстание разразилось в период, когда Франция жила фактически без короля.
Аристократия представляла для Короны еще большую угрозу. Роберт Бартлетт определил три основных типа аристократического восстания. Один из них - индивидуальная импульсивная реакция на королевское вмешательство или отказ в финансовой и другой поддержке. Гораздо большую опасность представляло общее аристократическое движение в поддержку правителя-соперника, по обыкновению -одного из членов правящей
В Англии вооруженное восстание против короля обрело статус государственной измены в эпоху правления Эдуарда I. Изначально смертная казнь за измену применялась только в отношении шотландцев или валлийцев, которые в Англии считались мятежниками, однако при Эдуарде II, впервые с XI века, политические казни стали обыденным явлением. И в самом деле, в отличие от остальной Европы на протяжении двух столетий ни один представитель знати не наказывался смертью или телесными увечьями, настолько мягкой была политика короля. Несомненно, обширные родственные связи внутри правящей иерархии в немалой степени помогали оградиться от мстительной руки монарха. Менее высокородные такими привилегиями воспользоваться не могли, случалось, что повстанцев казнили целыми гарнизонами: так поступили Стефан Блуаский в Шрусбери в 1138 г. и Генрих III в Бедфорде в 1224 г.
Во время крайне неудачного правления Эдуарда II снисходительное отношение к знати сошло на нет, и Англию захлестнула волна политических казней высокопоставленных дворян. Только в 1322 г. было совершено около двух десятков политических казней через повешение и обезглавливание. В эпоху Эдуарда II наиболее знаменитыми из казненных стали Пирс Гавестон12, которого пронзили мечом и обезглавили в 1312 г. (его труп запрещали похоронить до 1315 г.), и Хью Деспенсер-младший. Последнего в 1326 г. объявили предателем и вором, и во время казни он был повешен на эшафоте высотой в пятьдесят футов. Когда он еще был в сознании, его кастрировали, вынули внутренности, а затем четвертовали. Потом голову Хью насадили на кол и выставили на обозрение на Лондонском мосту. И, наконец, завершает список сам Эдуард II, которому, согласно распространенной версии, убийцы ввели в анальное отверстие раскаленную кочергу через бычий рог, чтобы не оставить следов на теле.
Подобные экзекуции не удивили бы шотландцев или валлийцев. Английские империалистические устремления по отношению к кельтским окраинам изначально рождали суровые меры против повстанцев, подкрепляемые новым законодательством о государственной измене, введенным в эпоху Эдуарда I. Именно тогда мы знакомимся с наиболее мрачными и печально знаменитыми казнями в Англии. В 1282 году валлийский принц Давид (сын Эдуарда I) был повешен и четвертован, а его внутренности сожгли на костре. Казнь Уильяма Уоллеса представляла собой еще один пример ритуальной смерти. Привязанным к хвосту коня его приволокли к месту казни, где ему были назначены наказания за различные совершенные преступления (государственная измена предполагала виновность осужденного и в других преступлениях). За разбой и убийства Уоллеса повесили, но вынули из петли и затем, едва живого, выпотрошили; за святотатство его внутренние органы предали огню; за государственную измену тело было расчленено и по частям выставлено на севере страны для всеобщего обозрения. Голову преступника насадили на кол и поместили на Лондонском мосту; правая рука была отправлена в Ньюкасл, левая - в Берик, правая нога -в Перт, а левая - в Стирлинг. Эдуард I по прозвищу Молот Шотландцев даже насмешку считал оскорблением монарха, а значит, государственной изменой. В одной из средневековых хроник говорится о том, что разорение Берика на англо-шотландской границе в 1296 г. явилось ответом на оскорбления с городских укреплений в виде ругательств, кривляний, гримас и оголения ягодиц. Франция в своих законах о государственной измене на несколько десятилетий отставала от Англии.
Если преступление, совершенное человеком, рассматривалось как отдельное деяние и трагедия, то восстание представляло собой уже военные действия, способные сосредоточить противоборствующие политические группировки в борьбе против короля. Поэтому монархи без всяких колебаний казнили виновных в государственной измене, причем не только публично, как за другие тяжкие преступления, но и в самой жестокой форме, какую только можно было себе вообразить. Это явственно демонстрируют абсурдные спектакли, устроенные на месте казней принца Давида и Уильяма Уоллеса. Во Франции государственная измена тоже наказывалась четвертованием, однако здесь предпочитали метод раздирания тела лошадьми. В Англии и Германии большей популярностью пользовалось расчленение мечом или топором. В начале XIV в. во Франции Филипп Красивый велел казнить за измену любовников своей невестки: с них заживо содрали кожу, потом четвертовали и обезглавили. В 1330 г. венгерский король Карл-Роберт и его супруга Елизавета Польская сумели избежать смерти при покушении, организованном бароном по имени Фелициан, при этом Елизавета лишилась четырех пальцев правой руки. (Фелициан Зах мстил за свою дочь Клару, над которой надругался брат Елизаветы (Эльжбеты). Самой Кларе после покушения отца отрубили нос, губы, руки; пострадали и остальные родственники, вплоть до третьего колена.
– Прим. ред.) Фелициан погиб на месте, а его сообщников проволокли по улицам и площадям, пока те не умерли. Тела их были разодраны до костей, останки изрублены на части и скормлены уличным собакам (тем самым исключалась возможность похоронить их по-христиански). Как и в случае с Уоллесом, голова и конечности Фелициана были выставлены в различных местах королевства.
Описание одной из наиболее изобретательных и омерзительных экзекуций пришло к нам из Фландрии начала XII века. Казнь произошла спустя некоторое время после убийства графа Карла Доброго. Мятежникам (ими оказались продавцы зерна из Брюгге, незаконно его продававшие и недовольные судом графа; к ним присоединились и некоторые бароны), вовлеченным в заговор, была уготована страшная участь: их должны были повесить, потом обезглавить, а затем привязать тела к колесу, скрепленному с деревом. Такое приспособление применили для казни осужденного по имени Буршар. Его «обрекли на ужасную смерть, отдав на растерзание голодным воронам и прочим крылатым тварям. Глаза его были выклеваны, а все лицо истерзано птицами. Нижняя часть тела была исколота стрелами, копьями и дротиками. Умер он отвратительной смертью, а останки его потом сбросили в сточную канаву».
5 мая 1127 г. двадцать восемь мятежников в доспехах были несколько раз сброшены с башни замка в Брюгге. Хронист Галберт пишет, что даже со связанными за спиной руками, и несмотря на большую высоту башни, некоторые сразу не разбивались насмерть и еще были в сознании. Людовик Толстый, наблюдавший за экзекуцией, устроил для главаря по имени Бертольд особую казнь, способную любого нормального человека повергнуть в шок. Подстрекателя мятежа ожидала унизительная и постыдная смерть. Бертольд а растянули на эшафоте, а рядом привязали собаку. Ее неоднократно дразнили и били, стремясь обратить гнев и страх разъяренного животного на осужденного. Собака, в конце концов, принялась нападать на Бертольда и «объела ему все лицо... она даже измарала его экскрементами». Аббат Сугерий с одобрением отмечает, что это была «презренная смерть, уготованная отъявленному негодяю».
Король как воин
Из всех обязанностей любого средневекового монарха роль воина являлась первостепенной. Очень немногие правители могли сочетать успешное правление с плохим полководческим талантом или незавидной военной репутацией. Сила божественного или юридического права на власть во многом зависела от практических способностей поддерживать это право силой, как продемонстрировали недавно опубликованные исследования. Келли де Вриз показывает, как военные власти могли вытеснять власти политические и как успех на войне мог привести к успеху в политике. Приводя пример восшествия на английский престол Гарольда Годвин-сона в 1066 г., Келли де Вриз обнаруживает потенциальную слабость такого подхода, основанного на принципе «власть всегда права»: «Проблема военной состоятельности как основы средневекового правления заключалась в том, что крепкой властью обладал только более искусный в военном отношении монарх». Король, обладающий военной харизмой, оказывался в более выгодном и надежном положении. По наблюдениям Мэтью Стрикленда, «нет никаких сомнений в том, что одной из первостепенных функций короля, если не самой главной, оставалась роль полководца, и данное качество продолжало оставаться важной составляющей военно-политических успехов. Видимо, те же чувства руководили Макиавелли при написании его знаменитого «Государя». Фортуна благоприятствовала государству или отворачивалась от него в зависимости от воинских способностей англо-сак-сонских королей. В книге Ричарда Абельса находим: «Монархи, которые не добивались успехов на поле брани или, как Этельред, и вовсе избегали битвы, обрекали себя на политический крах».
Как и все дворяне, король тоже воспитывался и обучался в воинском духе. Его конечной целью являлась защита королевства, и поэтому короли, ярко проявившие себя на войне, заслуживали восхищение своих подданных. Во многих случаях народное признание пережило века и дошло до нынешних дней. Так, например, в Англии Вильгельм Завоеватель, Ричард Львиное Сердце, Эдуард I, Эдуард III и Генрих V являют собой славные образы национальных полководцев Средневековья; и наоборот, образы Иоанна Безземельного, Генриха III, Эдуарда II, Ричарда I и Генриха VI внушают совершенно иные чувства. Успех на войне приносил и политический капитал; доверие таким королям и одновременно страх перед ними приводили к росту лояльности, увеличению доходов казны и поддержанию порядка в королевстве. Быть главой правительства означало не просто возглавлять исполнительную власть; все монархи средневековой Англии были так или иначе вовлечены в военную деятельность; и все они, за редким исключением, лично принимали участие в сражениях. Гарольд, Ричард I и Ричард III погибли на поле брани; Генрих I, Стефан Блуаский и Генрих VI едва избежали той же участи. Сэр Джон Фортескью, знаменитый английский юрист XV века, внимательно наблюдавший за политической ситуацией в стране, писал: «Слушай! Воевать и судить -удел короля».