Узел смерти
Шрифт:
Скандал был грандиозный. Из органов не выкинули только благодаря отцу, но из Института пришлось уйти, о диссертации речи не шло. Однако влияния отца хватило на то, чтобы Мишу взяли на должность помощника участкового в одном из районов Заречья – чаще всего должность эта никем не занята. Ласточкин оказался классным парнем, так что, положа руку на сердце, Мише тут нравилось куда больше, чем в Институте, хотя перспективы, конечно, были намного скромнее.
– Инфантильный лоботряс! Сказочный идиот! – орал отец. – Отсидишь там четыре года, как миленький! Потом видно будет. Но
Сейчас, направляясь к Копосовой, Михаил думал, что впервые в жизни делает что-то похожее на то, чему его учили пять лет: выясняет обстоятельства запутанного дела, расследует преступление.
Ерунда, конечно. Самодеятельность, как сказал бы отец. К тому же основано все на словах сумасшедшего «ходока». И тем не менее.
Миша подошел к двери, нажал на кнопку звонка и скроил строгую, но вместе с тем сочувствующую мину, которая, по его мнению, приличествовала данному случаю.
Дверь открыли довольно скоро. Перед Мишей стояла невысокая женщина в темном платье. Узкие губы ее были накрашены алой помадой, на шее красовались коралловые бусы.
Она вонзила в Мишу ледяной взгляд и спросила:
– Вы по какому вопросу, молодой человек?
На скорбящую мать, образ которой нарисовал в своей голове Михаил, женщина похожа не была. Но, с другой стороны, она что, должна была с разбегу припасть к его груди и разразиться рыданиями?
– Помощник участкового уполномоченного лейтенант Матвеев, – представился Миша.
Копосова все так же смотрела на него немигающим взглядом.
– Мне нужно задать вам несколько вопросов о смерти вашего сына. Вы ведь Копосова? – Имени и отчества женщины он не знал, и фраза получилась обрезанная.
Угол накрашенного рта дернулся и пополз вниз.
– О чем говорить? Все уже сказано.
– Да, конечно. – «Хватит мямлить! Ты полицейский или кто!» – Нам поступил сигнал о том, что это могло быть не самоубийство. Точнее, вашего сына могли вынудить совершить этот поступок. В деле есть невыясненные обстоятельства. Могу я войти?
Любая нормальная мать должна была встрепенуться при этих словах, но Копосова не потеряла самообладания.
– Конечно, вынудили. Я это и без ваших «невыясненных обстоятельств» знаю, – едко проговорила она, но, однако, посторонилась.
Квартира была похожа на музей: стерильная чистота, тишина, пахнет чем-то сухим – древними манускриптами и книгами; кругом картины, фарфоровые вещицы, а мебель то ли действительно старинная, то ли искусно выполненная под старину.
– Присаживайтесь. – Хозяйка царственным жестом указала на кресло с высокой спинкой. – Чай, кофе?
– Благодарю. Если можно, стакан воды, – подчеркнуто вежливо ответил Михаил.
Спустя минуту хозяйка принесла ему воды, а себе – чаю и уселась в кресле напротив с чашкой в руках. Миша вспомнил, как вели себя в подобных случаях американские полицейские в сериалах и фильмах, и спросил:
– Что вы имели в виду, когда говорили, что вашего сына вынудили убить себя?
– Это вы сказали. А я подтвердила, – уточнила Копосова. – Виновата его жена. Я всегда была против этого скороспелого
«Жена? Она-то тут с какого боку?»
– Клим подавал такие надежды! Учился в консерватории, ездил на фестивали, перед ним открывались блестящие возможности. – Впервые в голосе Копосовой прорезались живые нотки. – А она кто? Медсестричка! Воспользовалась его состоянием!
– Состоянием?
– Аппендицит! Он лежал в больнице. Романы между медработниками и пациентами – частое явление. Но разве обязательно было жениться? Заводить ребенка?
Копосова говорила все громче. Похоже, неудачный (с ее точки зрения) брак сына огорчал мать куда сильнее, чем его смерть.
– Я говорила, что добром это не кончится. Предупреждала, что ему станет с ней скучно, что придет время, когда он будет тяготиться этим союзом, и в итоге это сломает его жизнь! Так и вышло!
– Сколько они прожили?
– Четыре года. Клим стал делать аранжировки, выступал в сомнительных клубах, был ди-джеем! – Женщина буквально выплюнула это слово. – А ведь его ждали лучшие концертные залы!
«Ди-джей Клим», – всплыло в памяти.
– Так это тот самый Клим?! – воскликнул Миша, не удержавшись. – Ваш сын – настоящая звезда, он же невероятно популярен… был.
Копосова болезненно скривилась.
– Его дешевая популярность меня никогда не интересовала. Если бы не эта свистушка, Клим стал бы настоящим музыкантом. При его данных!
– Скажите, в каких отношениях вы были с сыном? – спросил Михаил, чувствуя, что проникается неприязнью к сидящей перед ним женщине.
– До брака Клима все было хорошо. Он прислушивался к моему мнению, всегда был предупредителен.
«Ага, иными словами, ходил у тебя на помочах».
– Женитьба и рождение сына все изменили. Он стал… – Копосова поджала губы и глотнула чаю. – В общем, мы очень мало общались в последние три года. Перезванивались, конечно, иногда он приходил узнать, не надо ли чего. Приносил денег. Хотя я ни в чем не нуждаюсь, тем более в таких деньгах. – Она произнесла это так, будто сын был киллером или наркоторговцем. – Но потом у них с Марией начался разлад.
– Когда, не припомните?
– Отчего же, очень хорошо помню! – В голосе прозвучало торжество. – Клим навещал меня. Мы поговорили, и я снова упомянула о том, что он губит себя. Клим, как обычно, не желал слушать, стал возражать, дерзить, а в итоге ушел, хлопнув дверью, но! – Она воздела кверху украшенный массивным перстнем указательный палец. – Мои слова возымели действие!
– Каким образом?
– Он перестал выступать в этих заведениях. Отменил все, и я подумала, что это шаг к исцелению. Только вот было уже поздно. Тлетворное влияние этой женщины… – Копосова посмотрела вбок, отставив чашку. – Клим – музыкант, творческий человек. После того, как его талант попытались опошлить, коммерциализировать, он уже не мог найти себя! Что-то с ним происходило, я это видела. Он грубил мне, если я звонила, никогда не звонил сам. А за неделю до смерти Клим внезапно вернулся сюда, в эту квартиру. Жена выгнала его из дому, потому что у него появилась другая.