Узелки
Шрифт:
Дима продал лошадей, мебель, компьютер и скрылся в неизвестном направлении. Он даже умудрился продать чужую лошадь. Дважды. Видимо, этому он научился, будучи менеджером среднего звена.
Как-то Андреев, с которым так и не рассчитались за аренду земли и построек, чистя ружьё и разговаривая с медведем, сказал:
— Кредит, говоришь, под мамину квартиру? Напомни мне на следующей недельке позвонить в банк.
***
Я
— Представляешь, — сказала мне хозяйка конюшни, — он проработал у Димы четыре месяца, а тот не заплатил ему ни копейки. Просто его выгнал. Он к нам-то пришёл только из-за Эхолота. Того самого жеребца, которому Дима прогнул спину.
***
Не хочется обманывать ни себя, ни вас — художественная проза порой так далеко отстоит от художеств жизни, что… Не знаю я на самом деле, что теперь с Бохадуром.
Когда его выкинули на дорогу, без денег и благодарности, он ушёл. Ушёл одной из тех дорог, что во множестве ветвятся по нашей маленькой планете. И встреть я его тогда или сейчас, много месяцев спустя, кто поручится, что я отдала бы ему не очень последнюю рубаху.
Ведь у всех нас так много своих проблем.
Прежде кондиционный заводский жеребец Эхолот уже мерин. Спина... А ведь он самый что ни на есть настоящий представитель той самой N-ской породы. Краснопаспортный, для тех, кто в теме.
И не их. И не других. И даже не Бохадура, не оставь его Господь (в чём я лично ни капли не сомневаюсь), я хочу спросить: «Порода — это что?»
НИКАКАЯ НЕ ГЛАВА СЕДЬМАЯ, НАПИСАННАЯ РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ СКАЗАТЬ
«ДО СВИДАНИЯ»… И ЧТОБЫ СЧАСТЛИВОЕ ЧИСЛО!
Ой, что, уже последняя страница? Надо же. Так бы писала и писала, как птица. Или как рыба? Нет, кажется, рыбы молчат. Хотя, кто их знает — все молчат по-своему. Вот мыши в живой природе тоже молчат, а у Льюиса Кэрролла очень даже разговаривают, хоть и теряют периодически нить повествования. И Белые Кролики перчатки носят. Белые-белые горячие-горячие кролики. Нет, чокнутый там — Шляпник. Он спился чаем. Да и Чеширский Кот тоже не очень последователен. То гуляет без улыбки. То улыбка без него по деревьям лазает. Льюис Кэрролл не только маленьким девочкам сказки рассказывал, ещё — на досуге — математикой занимался и философией. Потому и сказки у него такие необычные. А поскольку я его горячая поклонница, как вы помните (или уже не помните?) из ГЛАВЫ ПЕРВОЙ, НАПИСАННОЙ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ, то и мои узелки, завязанные на память для великовозрастных младенцев, вышли не очень нормальными. Потому что, согласитесь, великовозрастные младенцы — это та ещё норма.
Заканчиваю, заканчиваю. Не то меня завредакцией заругает. Скажет строго, мол, чем больше в армии дубов… Нет, это не отсюда. Скажет, что, чем толще рукопись, тем дороже её производство. А вы, поди, и так немало рубликов за книгу отвалили. В которой вам же гадостей наговорили. Ну, в смысле — правду сказали. (Как правило, это означает одно и то же.)
Спасибо, что купили и прочитали. Мне это очень важно и приятно. В горних высях, где авторам всё равно, читают их или нет, я не парю по причине крайней живости. Нет-нет, мёртвых я понять могу. Мёртвых вообще сложно не понять. А вот живых пишущих авторов, которым всё равно, — не могу. Хоть убейте — не могу понять. И даже мёртвая не пойму. Если автору всё равно, читают его или нет, то какого… он пишет? Лучше бы физкультурой занимался. Я знаете, сколько занятий физкультурой пропустила, пока писала? Гораздо больше, чем вы, пока читали. Так что мне ох как не всё равно! Так что спасибо и даже большое!
Извините за то, что книга вышла. И совсем не такой, как предыдущие. И простите за то, что последующая выйдет. И я совсем не знаю, какой она будет. Вы же видали, какое на мне клеймо? «Несерийная проза». Это такая проза, которая избирательно. Но за дело!
В общем, уверена, что вам понравилось.
А вот вам… да, да, вам, не прячьтесь, уверена — не понравилось.
В обоих случаях — до скорого свидания в книжных магазинах.
Татьяна Соломатина.