Ужас Дикого Леса
Шрифт:
Она, как всегда, говорила правду. Причем без прикрас: по словам матушки, девять из десяти целителей-мужчин отправляли в кресло всех более-менее симпатичных представительниц слабого пола, «дабы было удобнее создавать структуру заклинания», хотя оно того не требовало. Ну и, конечно же, растягивали процесс до невозможности. А как отдельно взятые сотрудники Академии реагируют на Ладу, я уже нагляделся. Во время экзаменационного теста. И не собирался им потакать.
Да, эту проблему можно было решить и без моего участия. Но имелась и другая, в разы серьезнее: в большинстве клиник менталисты считались врачами, соответственно, на осмотре мог появиться Свищев. Что действовало на нервы. Настолько
— Ладно, поставлю сам. И схожу с тобой на прием.
— Слава всем богам! — облегченно выдохнула она, потерлась щекой о мою грудь и продолжила в том же духе: — Кстати, помнишь, перед тестами ты описывал наиболее вероятные проблемы?
— Конечно.
— Так вот, я додумалась еще до одной: как только мы с тобой начнем выделяться на общем фоне, к нам начнут цепляться. И не только ради баллов — девчонки, вместе с которыми мне придется переодеваться и принимать душ, примутся искать изъяны. Для того, чтобы было, от чего отталкиваться в дальнейшем злословии. Меня мои изъяны не колышут — я знаю, что ты меня любишь не за внешность, и давным-давно избавилась от всех комплексов, поэтому последние полтора месяца чувствовала себя счастливой. Увы, тут, в Академии, даже такие мелочи, как растяжки вдоль позвоночника или на груди начнут бить по тебе фразами типа «Надо же, какой дурак — взял в жены такую корягу!» А этого я допускать не собираюсь. Предпочту, чтобы все сплетницы удавились от зависти. В общем, приведи меня к своему идеалу. По возможности, еще до первого сентября. И… да, я понимаю, что в твоих руках когда-нибудь раскачаюсь до целителя-Гранда, но при этом уверена в том, что твоего художественного вкуса и таланта все равно не обрету. Дальше объяснять?
Я согласился и с этой просьбой. Причем в разы легче, чем с первой — те растяжки вдоль позвоночника коробили и меня, а тут появилась законная возможность их убрать.
Мой ответ обрадовал сестренку до невозможности, и она предложила неплохую программу на вторую половину дня:
— Тогда давай пообедаем, а то я сейчас переварю сама себя, потом ты часик-полтора позанимаешься моей тушкой, а вечером погуляем. Под ручку, по асфальту и без отвода глаз. А то на дворе последние дни лета, сухо и тепло, а поблизости нет ни Дичков, ни Доломановых…
…Работать с внешностью сестренки оказалось намного проще, чем с внешностью матушки. Да, Радослава, целительница-«девятка», поддерживала организм в идеальном состоянии, но за девяносто семь лет жизни в нем все равно накопилось множество мелких «шероховатостей», требовавших правки. Кроме того, свой возраст она откатила сама. Лет за двадцать до моего вмешательства, по «классической схеме» и кривовато, так что, дорвавшись до возможности исправить все ошибки и сдвинуть биологический возраст с условных тридцати к восемнадцати-двадцати, я делал два дела вместо одного. А сестренка была юна, великолепно тренирована и до восемнадцати еще не доросла. Кроме того, мне опять ворожил Знак, заметно облегчая любые вмешательства и ободряя приятным теплом каждый раз, когда получалось добиться желаемого. Вот я и разошелся по полной программе, убив на косметические правки не полтора часа, а три с гаком. В результате привел к своему идеалу все тело от бровей и до ноготков на пальчиках ног. Правда, после того, как вышел из транса, почувствовал себя не в своей тарелке, так как сообразил, что с разгона скорректировал даже размеры и оттенок ареол.
Как вскоре выяснилось, напрягался я зря — увидев себя в большом зеркале, Лада издала настолько счастливый вопль, что все угрызения совести как ветром сдуло. А после того, как сестренка закончила изучать результаты моих
— Рыжик, особо пристрастные и въедливые личности могут догадаться, что твоя внешность доработана. Я развиваюсь в боевом направле-…
— Дальше можешь не объяснять… — деловито заявила она и озвучила мое решение: — Меня правила матушка, целительница-«семерка». Незадолго до гибели. А ты тут вообще не при делах.
— Угу… — подтвердил я.
— Буду молчать до последнего, а потом расколюсь… — хихикнула она, а затем поймала очередную интересную мысль, села и дернула меня за руку: — Идем сначала в прихожую, а затем в гардеробную: ты вчера накупил мне гору шмотья, значит, сегодня обязан помочь подобрать наряд на выход.
— Непоседа… — вздохнул я, уперся взглядом в «обновленную» грудь и захлопал глазами, не зная, как выразить свою мысль, чтобы не обидеть сестренку. Но она запросто разобралась в каше из моих эмоций, несколько раз ткнула пальцем в левое полушарие, упруго сопротивлявшееся давлению, и посерьезнела:
— Перестань подбирать выражения — я знаю, как ты ко мне относишься и даже мысленно не цепляюсь к формулировкам. Что касается груди — да, она была очень даже ничего, но в абсолютный идеал ее превратил именно ты. Более того, твоими стараниями я стала настолько красивой, что не хочу одеваться: меня сводят с ума восхищение, чувствующееся в твоих эмоциях, и собственное отражение. Так что любуйся в открытую и делай комплименты, а я буду млеть!
Я оценил и откровенность, и… хм… открывающиеся возможности, но боялся потерять голову и наломать дров. Обижать Ладу «равнодушием» тоже не хотелось, поэтому я нашел щадящий выход из непростой ситуации — включил ехидство:
— То есть, прогулка под ручку, по сухому асфальту и без отвода глаз отменяется?
Сестренка смешно наморщила носик, еще раз посмотрела на себя в зеркало и расстроено вздохнула:
— Нет, прогуляться надо. Что ж, идем упаковывать этот шедевр в самое красивое шмотье…
«Самого красивого шмотья» Рыжая накупила вагон и маленькую тележку. Но, слава богам, тратить время на бесконечные примерки не собиралась — спросила, как я представляю себе прогулочный наряд, показала всего три варианта, согласилась с моим выбором и помогла выбрать одежду для меня. Краситься даже не подумала, понимая, что и так выглядит убийственно. Просто расчесала волосы, стянула в «конский хвост», влезла в босоножки на внушительной платформе и заявила, что готова.
Я оглядел ее с головы до ног и не согласился. Поэтому вытащил из пространственного кармана шкатулку с драгоценностями Радославы, нашел нужные сережки и протянул сестренке:
— Бери. Она бы потребовала надеть именно их.
Надела, полыхнула тихой грустью, потом утянула меня в прихожую, открыла дверь и заставила себя развеселиться:
— Подставляй локоть и веди. А то я разучилась ходить по асфальту…
Оценить реакцию прохожих на свою спутницу не удавалось больше часа — в парке, по которому мы гуляли, не было ни одной живой души. Впрочем, это одиночество радовало обоих. Даже при том, что мы ни на миг не снимали покровы, постоянно контролировали окружающее пространство, а я «сканировал» окрестности чувством металла и обнаружением жизни. А потом сестренка призналась, что на природе без отвода глаз чувствует себя крайне некомфортно, и предложила заглянуть в ТРЦ — посидеть в каком-нибудь ресторане или кафе, вкусно поужинать и, до кучи, хоть немного привыкнуть к цивилизации.