Ужасная версия
Шрифт:
– Да нет, я слушаю тебя, Татьяна Владимировна. Я слушаю тебя, Таня… – пересилив себя, мягче повторил Обручев.
– Ты прости, папа… Мы не успели тебе ничего объяснить. Хотели решить все основательно!.. В общем, мы снова живем с Володей. По-моему, все у нас теперь будет хорошо. Я тебе и сказала, что они пошли в кино… Я, дурочка, была уверена, что он опередил меня с этой вестью, а получилось…
– Спасибо, дочка… – Сергей Петрович облегченно вздохнул, почувствовав, как свалился с души непомерный груз. – Я завтра приеду к тебе. Завтра я буду в ваших краях, – поправился
***
Роликов возвратился в квартиру часа через три. Собственно, ни Антон, ни Юля его не ждали. Он по-хозяйски толкнул дверь, что вела в малую комнату и, расплывшись в улыбке, остановился на пороге.
– О! У вас уже любовь! – с неискренним удивлением в голосе констатировал он, хотя в душе Игорь Николаевич особенно не поразился, ибо весь женский пол мерил на одну колодку. И когда ему пытались втолковать, что дело не в том, что порядочных и неприступных женщин нет, а в том, что он просто не знаком с ними, а, следовательно, не сталкивался, Роликов отмахивался, даже не собираясь вступать в полемику. Сегодняшний пример в очередной раз убеждал его в правоте своих взглядов. Усмехнувшись, он повернулся и двинулся на кухню, где принялся шумно выставлять бутылки на стол.
– Будем вставать, золотая моя? – Антон, пряча руки под одеялом, погладил ее по груди и, почувствовав, как Юля замерла и напряглась, тоже на минуту затих.
Наконец Юлька, высунувшись из-под одеяла, куда она забралась с головой еще только заслышав Игоревы шаги, проговорила:
– Слышишь, Антон… Не смотри, пожалуйста! Я быстро оденусь, хорошо? – она просительно заглянула ему в глаза. – Сейчас, когда все у нас уже это случилось, может, смешно тебе… но мне стыдно.
– Юличка, милая! Я исполню твою просьбу!
Он притянул ее к себе и крепко обнял, однако тотчас же отпустил, чувствуя, как мгновенно начинает воспламеняться от ощущения молодого, упругого и, в то же время, необыкновенно нежного тела.
– ?..
– Все-все! Я закрыл веки! Ты свободна, моя юная мадонна!
– Я жду вас, господа влюбленные! – донесся из кухни нетерпеливый голос Игоря Николаевича.
Шурша натягиваемой одеждой, Юля хихикнула:
– Антон, а твой друг, по-моему, точно алкоголик!
Ромашинский совершенно непроизвольно разомкнул веки. Юля успела надеть одну кофточку, протянув руку за юбкой. Только во второй раз за эти, проведенные с ней, часы он увидел ее длинные ноги, обтянутые капроном, который она так и не снимала, и покатый овал бедер под символическим прикрытием розовых плавочек.
– Ой! – Юля поспешно натянула юбку.
– Извини, я не хотел, – серьезно заверил ее Антон.
– Это я сама виновата, – слегка покраснела Юля. – Ведь я назвала тебя по имени. А вообще, сейчас мы опять выпьем, и мне совсем не будет стыдно тебя. Тогда я стану совсем смелая!.. Как ты думаешь?
– А вот и посмотрим! – откликнулся Антон, резво выбираясь из постели. – Вот я тебе сейчас! – шутливо пригрозил он.
– Не поймаешь, не поймаешь! – Юля показала ему язык и, рассмеявшись, выбежала в зал.
– Ого, как у вас весело! Может, вы и пить
– Игорь Николаевич, вы алкоголик, – заявила Юля и звонко захохотала. Успокаиваясь, она стала поправлять волосы.
– Просто не знаю, чего Антон не мог раньше догадаться приехать! Смотри ты, как захорошела, будто одуванчик! Видать, на пользу тебе Антон…
– А вас завидки берут, Игорь Николаевич! – прыснула Юля. – Вы только бы договаривали, если назвали меня одуванчик, то и добавляли бы – божий! Я уже слышала от вас это выражение: примерно с месяц назад мы встретились с вами в подъезде, когда с вами шла какая-то женщина… Вы еще запнулись на лестнице, потому что я помешала, и сказали: «Крутятся здесь под ногами божии одуванчики!». Правда, я ничего не стала вам отвечать.
– Все может быть… В этом мире может быть все! – Роликов неожиданно попытался поймать Юлю за пальцы.
– Руки, Игорь Николаевич! Руки! Вы думаете, что сейчас мне ничего не остается, как быть покладистой и покорной! В этом ваша ошибка, Игорь Николаевич! То, что получилось у нас с Антоном, не дает вам такого же права!
– Ух ты, как сильно сказано! – усмехнулся Роликов. – А к слову, я не заводил разговор на тему: кровать, раздевать, полежать, поспать.
– Ну еще этого не хватало! – Юля презрительно повела бровями.
– А ведь из всех русских слов, – не обращая на девчонку внимания, продолжил Роликов, – я больше всего уважаю такие слова, как «темень» и «постель». Правда, еще слово «водка» красиво звучит, ласково так, даже приятней, чем слово «женщина».
– Возможно, вы и оригинал, Игорь Николаевич! Только от ваших слов больше попахивает пошлостью и алкоголизмом, – по-ханжески заявила Юлька, явно довольная собой.
– Конечно, я мог бы обидеться. Но пошлость – естественное состояние души. Для всех, – спохватываясь, подчеркнул он.
– Очень мудрая философия! – Юлька дурашливо привстала на цыпочки и качнулась из стороны в сторону.
– Да у вас целая дискуссия разгорается! – появляясь в зале, проговорил Ромашинский.
– Целой может быть только бутылка, до которой не дотянулась рука пьяницы, да еще женщина в воображении шизофреника! – поупражнялся в остротах Роликов.
– Сегодня Игорь Николаевич в своем амплуа! – подытожила Юлька.
– Нисколько. Меня всегда поражает одно и то же: большинство людей не желает называть вещи своими именами! Ведь это же так естественно. Нет, так мы не договоримся. Пойдемте-ка лучше за стол.
На минуту примолкнув, они прошли на кухню, и Роликов заговорил первым:
– Меня что интересует! – он сделал ударение на последнем слове, одновременно поднимая бутылку с водкой и разливая содержимое по стаканам, всем поровну. – Я думаю, Юлия здесь свой, а тебе – и родной человек, и нам можно говорить обо всем, – обратился он к другу. – Если ты, конечно, думаешь оставаться в Татьяновске. А пока минута молчания: пьем!
Медленно прожевав кусочек плавленого сырка и уже после того поморщившись, будто именно сырок имел вкус водки, Игорь продолжил: