Ужасные невинные
Шрифт:
он мечтает о Кении,
где можно отстреливать львов, зебр и антилоп, и они не будут требовать присутствия адвоката, и им не нужно будет зачитывать их права.
Покинув гараж, я не отказываю себе в удовольствии заглянуть в маленький просмотровый зал, о котором мне говорила Анна. Симпатичное местечко, Жан-Луи, вот кто оценил бы его по достоинству. Комната метров в двадцать, без окон, стены обиты мягкой, поглощающей звуки тканью неопределенного цвета – то ли черного, то ли темно-синего. В дальнем углу стоит кинопроектор, перед ним – широкий диван, на нем могли вместе устроиться полицейский комиссар и Анна Брейнсдофер-Пайпер. В него могла втиснуть черную задницу Кирстен. На нем могла разлечься Лягушонок
Коробки с фильмами.
Они стоят друг на друге, по пятнадцать, а то и по двадцать жестяных коробок в ряду, ими заставлена целая стена, надписи на ребрах сплошь на английском, ни одного русского слова, а шведских слов я не знаю. Триллеры, детективы, ужастики – судя по всему, коллекция собиралась самой Анной, отсюда же она черпает сюжеты, чтобы потом переделать их до неузнаваемости. Я вовремя раскроил ей череп, иначе рано или поздно какой-нибудь ушлый доходяга-киноман схватил бы ее за руку, припер бы к стене, уличил бы в плагиате. Подметные статейки, шепоток за спиной, презрение и без того не жалующих низкий жанр волчар-критиков – кому это нужно? Анна Брейнсдофер-Пайпер непременно бы расстроилась, она была бы раздавлена. Теперь же благодаря мне она счастливо избежала этого. Теперь она находится под юрисдикцией смерти, а уж смерть сможет защитить ее от любых нападок.
Я бы с удовольствием посмотрел какую-нибудь киношку, не особенно забористую. Я соскучился по киношке.
Но времени у меня нет.
Мне еще нужно почистить кабинет Анны.
Я возвращаюсь туда неохотно, сердце саднит и ноет, жалость к Анне разъедает его, как ржавчина, как кислота, все вышло глупо, по-дурацки, но:
не я первый начал.
Анна лежит там же, где я оставил ее; там, где ее настигла каминная кочерга – в узком пространстве, ограниченном рабочим столом и подоконником. Поленья в камине почти прогорели, я протираю каминные щипцы и каминную лопатку, – все, чего касался, брать же в руки кочергу мне неприятно: к тому месту, которое вошло в череп Анны, прилипло несколько волос, несколько мелких кусочков кости, оно и само липкое от крови. Нет, я не испытываю ни тошноты, ни головокружения, мне просто неприятно, да ты эстет, милый, сказала бы Лора.
Я ограничиваюсь тем, что тщательно стираю отпечатки с рукояти, после чего вешаю кочергу на место. Кажется, все. Осталось забрать книгу, подаренную мне Анной, и приключение можно считать законченным.
Но что-то удерживает меня.
Все еще работающий компьютер Анны Брейнсдофер-Пайпер.
Неведомая сила заставляет приблизиться к нему, я и сам не могу объяснить, что это за сила. И какое мне дело до начинки писательского компьютера? К тому же Анна никогда не писала на русском, она постаралась избавиться от русского и всего, что связано с русским, мне придется переступить через ее забывшее русский тело.
В этом есть и положительные стороны.
Я все еще босиком, мои ботинки вместе с рюкзаком стоят у лестницы, и прежде, чем усесться за компьютер, я окунаю ступни в серебристо-каштановый водопад. Все выходит очень естественно, волосы Анны оказались услужливо разметанными, сидеть за компом и пятками ощущать их прохладу – настоящее блаженство. И я не удивлюсь, если найду в них мелких рыбешек, крошечных улиток, гальку и лепестки цветов, лепестки и семена – все то, что составляет суть проточной воды на исходе жаркого августовского полдня. До воды и до полдня можно легко добраться на велосипедах: Буча и Санденса, Анны и полицейского комиссара, неважно. Важно, что я получил от Анны последний подарок – проточную воду ее волос. Анна Брейнсдофер-Пайпер не сердится на меня, она и в смерти нежна со мной так же, как была нежна при жизни.
И она позаботилась обо мне.
Ничем другим объяснить наличие русской раскладки на клавиатуре нельзя. Ничем другим не объяснишь и запущенный Интернет, очевидно, Анна качает из него справочные материалы, одним посещением кинотеатрика на дому дело не ограничивается. Убив несколько секунд на то, чтобы приспособиться печатать в резиновых перчатках, я залезаю в свой почтовый ящик. Монитор в нескольких местах забрызган кровью, но это не мешает мне. А в почтовом ящике обнаруживаются сразу два послания от Rubabeztrusov: задрыга Пи наконец-то вспомнил о моем существовании.
«Макс, сучара, ты куда запропал? Главная рвет и мечет, вся наша пиздобратия ей подскуливает, выгибает члены колесом, вчера обнаружил у себя мандавошек, ну не сучизм ли?.. «
И правда, сучизм. Пошел ты на хрен, Пи!..
Второе письмо гораздо лаконичнее, чем первое, так и не прочитанное мною до конца.
«Приколись, лишенец!»
Далее следует ссылка на один из сайтов, Пи и забыл, что уже присылал ее мне, фотографии, имитирующие злобную групповуху, в качестве моделей используются две куклы Барби и примкнувший к ним Кен; развлечение для детишек, дергающих себя за пипиську на уроке природоведения, окопный юмору как выразилась бы Лора.
Пошел ты на хрен, Пи! На хрен, на хрен, на хрен!..
Грохнуть ящик kinojgovno@yandex.ru не составляет особого труда. Никто и никогда больше не опустит в него ни одного письма, все они вернутся адресатам, сам же ящик… Я так и вижу его, заржавевший, со сломанной дверцей, по стенкам ползают слизни, в углах повисла паутина, выцветшее приглашение на прошлогоднюю вечеринку «MEGADANCE PARTY, специальные гости – Паола и Чиара»валяется на самом дне и загажено птичьим пометом. Когда-то этот ящик был молодцом, был ничего себе, когда-то он был настоящим ковбоем, настоящим мачо: крепко сбитый, крепко спаянный, на совесть проклепанный, востребованный, воинственный, желанный, и с юмором у него все было в порядке, и верхняя часть его была неотразимо закругленной. Почти как у музыкального автомата.
Черный Оникс, ностальгический jukebox.
Логин: lost a girl
Пароль: *******
Добро пожаловать, lost a girl , заходи!
Это ты заходи, jukebox. Места в проточной воде волос Анны Брейнсдофер-Пайпер на двоих вполне достаточно. Приятеля, вот кого не хватает мне в жаркий августовский полдень. Приятеля, который может предсказывать будущее по плавникам мелких рыбешек, по панцирям крошечных улиток, по линиям на гальке, по лепесткам цветов. Эй, jukebox, добро пожаловать, один из двух велосипедов ты всегда можешь оставить при себе.
lost a girl; .
lost a girl; ..
lost a girl; …
lost a girl; :-):-):-)
lost a girl; есть кто живой?..
jukebox; привет!
Вот и он, наконец-то! Оказывается, я рад ему, я чертовски рад, я почти счастлив, солнце бьет мне в глаза, не шведское (бесполое), а то самое, нестерпимо августовское. Я чертовски рад, хотя и не могу хорошо разглядеть juk'a, все из-за солнца, бьющего в глаза. Кажется, он что-то несет на плече, кажется – велосипед; когда мне было двенадцать, одиночество сжирало меня. Друг – вот о чем я мечтал тогда. Мел и задняя стенка платяного шкафа – не друзья, Буч и Санденс – не друзья, у Джоди и Дельфин и без меня хлопот полон рот; друг, мне нужен был друг, такой же парнишка, как и я. Но только теперь все стало на свои места, только теперь мы встретились, нас разделяет лишь солнце, нестерпимо августовское. И проточная вода, в которую я вошел.