Ужасные невинные
Шрифт:
Н316УК
Неплохой пароль для входа в чат «J’embrasse Pas», жаль, что я уже зарегистрировался, символизма кот наплакал, разве что последние буквы номера – «УК» – попахивают Уголовным кодексом, за содеянное мне корячится статья. Мое положение ничуть не лучше, чем у плачущего кота, чему кота, сдохшего от любопытства, от онанизма, от любовной горячки; кровь мертвого парня обступает меня со всех сторон, вернее – расступается, подталкивает меня к телу, давай, бэбик, неужели не интересно? та же срань, что и на Крюковом, та же срань. Моя кровь пребывает в таком же возбуждении, она почти кипит, она готова разорвать меня изнутри, если она на это все-таки решится – меня не спасет и водолазный
и цельнометаллическая оболочка.
Во внутреннем кармане куртки я нахожу телефон и документы, завернутые в целлофановый пакет: два паспорта, российский и заграничный, и водительские права на имя Максима Ларина. Паспорт выдан в городе Королеве Московской области.
Ларин Максим Леонидович, 1975 г. р.
Мы почти полные тезки, вот черт, «Максим Леонидович» – это ко мне, папашу мертвеца тоже звали Леонид, остается надеяться, что он был не таким мудилой, как мой собственный, я всего лишь на год младше Максима Леонидовича Ларина и не в пример живее, чем он.
От любопытства кот подох. Или от любовной горячки?
То, что происходит сейчас со мной, тоже можно назвать горячкой, для начала нужно убрать труп с дороги, если сейчас шоссе пустынно, то это вовсе не означает, что через минуту на нем никто не появится. С той или с другой стороны.
Кровь парня все еще не может успокоиться, так же, как и моя собственная, я снова (как и тогда, на Крюковом) вижу: она собирается в ручейки и снова распадается на капли, но теперь ее движение гораздо более осмысленно – или это я подошел слишком близко? Что-то вроде букв, – на дороге проступает что-то вроде букв, кровь умеет составлять слова, надо же! Жаль только, что смысл их мне неясен, да и слова ли это? Сборище непонятных мне знаков, похожих на иероглифы или на клинопись, или на то и другое одновременно; эсэмэски, составленные из них, никогда не будут прочитаны, я первый их не прочту. Я – совсем не то, что Великий Гатри, un jour 26 выехавший в Бельгию с пустым рюкзаком, в котором был только русско-китайский карманный словарь и фотоальбом «Блондинки»; за год, проведенный в Бельгии, Великий Гатри изучил словарь от корки до корки, все пятнадцать тысяч слов, он и сейчас может написать любое слово, любое, из пятнадцати тысяч, и произнести вслух не меньше двухсот. Зато все его познания во французском свелись к универсальной фразе:
26
Однажды(фр.).
J 'at mat au coeur 27–
по-фламандски он не знает даже этого.
Фотоальбом «Блондинки» был украден у него обдолбанным наркодилером-сенегальцем, в то время как Великий Гатри, сверяясь со словарем, объяснял последнему тонкости русской коммерческой порнографии на чистом китайском; украден для известных целей, после чего сенегальца неоднократно видели дрочащим перед раскрытым альбомом на одной из крыш в центре Брюсселя, гы-гы, посмотреть бы на эту эпохальную черно-белую дрочку.
27
У меня болит сердце (фр.).
Пожалуй, сейчас бы мне пригодился Великий Гатри и его Великий русско-китайский словарь, на худой конец я мог бы удовлетвориться и присутствием Рыцаря Дырокола Хайяо, но я один, один, если не считать трупа на дороге. Надо оттащить его подальше, туда, куда стекают ручейки крови. Они движутся в сторону леска, растущего у самой обочины, они бросили дурить, никаких иероглифов, никакой клинописи больше нет, они бросили дурить и теперь указывают направление.
Оттащить труп – этим дело не ограничится. Гарантии, что его не найдут, как только начнет светать, у меня нет, к тому же вдруг еще выищутся умники, которые видят в темноте?.. Может быть, забросать его ветками?..
Лучше зарыть.
И поглубже.
Лучше зарыть – мысль № 3.
Она нисколько не пугает меня, она выглядит так же буднично, как моя первая мысль, – нужно почаще бывать за городом, она так же увлекательна, как вторая, – я вижу в темноте, угрызений совести я не испытываю, есть только горячечный ток крови по венам (не его ли пробудила своим пластиковым поцелуем Тинатин?), есть только холод, идущий от живота к голове (не он ли вошел в меня вместе с Лорой?), целую вас всех в глазки, аллилуйя, сестры! неизвестно, сойдетесь ли вы когда-нибудь, но во мне вы уже сошлись.
Вот так. Полежи пока здесь, дружок.
Я почти не чувствовал тяжести, перетаскивая тело, я даже не испачкался, хотя должен был быть по шею в крови. Но я осторожен, предельно осторожен. И теперь, когда тела на дороге больше нет, можно заняться джипом, «Тойотой Лэнд Крузер».
Беглый осмотр салона ничего не дает: я не нахожу никаких вещей, кроме пластиковой бутылки с минералкой на переднем пассажирском сиденье, возможно, кое-что обнаружится в багажнике. Ключ торчит в замке зажигания, и это единственный ключ, который попался мне на глаза, самое занимательное в нем – брелок. Поначалу он кажется мне бесформенной массой какого-то желтого металла со спиралевидными насечками и двумя камешками в верхней части, но определенно, в бесформенности заключен какой-то смысл. Скругленные поверхности, ни одной ломаной линии, при ближайшем рассмотрении можно даже различить нечто, напоминающее голову животного (там-то и осели камешки), имеются также четыре конечности. Вернее – три, четвертая только подразумевается, от нее отбит кончик и линия разлома довольно свежая. Ящерица или саламандра.
Саламандра.
Мне хочется думать, что это саламандра, хотя я никогда не видел ее живьем. Так же, как кабана.
Брелок довольно увесист, граммов 150-200, никакие меньше. Он липнет к рукам, от него невозможно отвязаться, спустя несколько минут я ловлю себя на мысли, что вожу пальцем по спиралям, их шесть, расположенных попарно, любопытно, что они обозначают?
От любопытства кот подох. Или от любовной горячки?..
В бардачке, который я вскрываю, с трудом выпустив из рук брелок, лежит карта дорог Москвы и Московской области, телефонная зарядка с гнездом под аккумулятор в машине, портмоне с приличной суммой, пистолетная обойма и сам пистолет. Четыре бумажки по тысяче рублей, еще столько же – по пятьсот, мелочь в виде сотенных, полташек и десяток, сотрудники автоинспекции клюют на нее не хуже, чем на узкие бедра Лоры, четыреста долларов крупными купюрами, сто евро, пистолет, гм…
Никогда не видел оружия живьем. Так же, как кабана, так же, как саламандру.
Квадратный логотип на стволе – «Glock», последние четыре буквы упакованы в крупную первую, торчат из ее пасти, тот же логотип на рукояти; в обойме, которую я после некоторых усилий вынимаю, – довольно большое количество патронов, сосчитать их почему-то не удается, то ли пятнадцать, то ли семнадцать.
Никаких документов на оружие при Максиме Ларине не оказалось, но, может быть, я плохо искал? Неважно, от пистолета и запасной обоймы к нему тоже придется избавиться, если…
Если что, бэбик?
Кажется, я уже принял решение. Зарыть труп и рвануть отсюда к чертям на джипе «Тойота Лэнд Крузер». Хотя бы до ближайшего населенного пункта, не идти же пешком по трассе ночью. Эта мысль успокаивает, убаюкивает меня, так же, как ровное гудение мотора; автоматическая коробка передач, приборная панель – в ней и кот разберется, так что с управлением я справлюсь.
Справлюсь.
Sony Ericsson. Телефон, который я вытряхнул из тела вместе с документами, симпатичная модель, у меня такая же: встроенная фотокамера, цветной дисплей, на заставке – тот самый «Лэндкрузер», в котором я сижу. На моей собственной заставке – финал полузабытой шахматной партии Карпов – Кориной, различие в сексуальных предпочтениях налицо.