Ужасный Шторм
Шрифт:
– Ты в порядке? – спрашивает он. – Кажется, тебе немного некомфортно.
Всё такой же прямолинейный. Очевидно, это не изменилось, очевидно.
– Конечно, мне некомфортно.
Да, это так. Если быть честной, я немного напугана тобой и смущена твоими вопросами, взволнована и готова уехать.
– Просто мне нужно...
– Сделать свою работу. – заканчивает он за меня. – Ладно, давай, спрашивай меня о чём–нибудь. Я весь твой, Тру, в течение следующих тридцати минут. – Он смотрит на свои дорогие часы, опирается
И это не позволяет расслабиться мне вообще. Ни на секунду. Все, что он делает – заставляет меня нервничать пуще прежнего.
Покусывая конец карандаша, я читаю свой первый вопрос, он вдруг кажется мне таким глупым, что я чувствую смущение. Я провела уже столько интервью в свое время, но если говорить честно, то это интервью кажется мне самым сложным. Может это потому, что я знаю... знала его так хорошо.
Я знаю, его глаза все еще на мне, я чувствую их и тепло быстро поднимается по моей шее. Я беру воду со стола, пью, ставлю на место и не глядя на него, спрашиваю:
– В прошлом ты сказал, что взыскательно относишься к людям, когда они приходят работать с тобой, с твоей музыкой, и поэтому иногда тебе может быть трудно работать с ними. Ты согласен с этим? Ты считаешь себя перфекционистом?
Вопрос был, на самом деле, четвертым в моем списке, но я решила прочесть именно то, что может его разозлить. Просто я в таком настроении. Я смотрю на него и вижу, мельчайший намек на улыбку его на губах. Он на самом деле выглядит впечатленным. И на мгновение мне становится интересно, о чем он думал, я спрошу его.
– Люди не работают со мной, Тру. Они работают на меня. И в моей группе только те парни, которые имеют значение и закрывают глаза на то, как я веду дела.
Вау, достаточно заносчиво, не так ли? И очень горяч.
Черт.
– Но раз уж ты спросила, – продолжает он. – Я хочу, чтобы моя музыка и моя компания были лучшими. В данный момент так оно и есть, и я намерен придерживаться этого и дальше, так что если мне придется скрутить кому–нибудь яйца и заработать себе славу перфекциониста, который ведет себя отвратительно по отношению к людям, которые на него работают, – он показывает кавычки в воздухе, – ради того, чтобы я, моя группа и мой Лейбл были на высоте, можешь называть меня перфекционистом. Мне приходилось слышать вещи и похуже. – Говорит он с усмешкой.
Его слова будоражат меня. Я изо всех сил стараюсь унять дрожь в коленях. Я быстро записываю его ответ и откашливаюсь для следующего вопроса.
– Основное впечатление и мнение людей относительно альбома "Крид" таково, что он занял очень хорошую позицию в чартах, ты согласен?
– А ты?
А?
– Я?
– Да. Я предполагаю, ты слушала мои альбомы.
Он проверяет меня.
– Конечно, так и есть... и... да,
Ха, вот так–то!
– Хорошо. Значит, идею альбома удалось передать верно. – Он улыбается, и я ощущаю себя немного потерянной.
Что?
Ладно, восстанавливай себя, Тру.
– Так... скажи мне – что бы ты делал прямо сейчас, если бы не разговаривал со мной?
– Я бы встретился со старым другом.
Вот как…
– М–м–м... – Я запинаюсь, снова будучи застигнутой врасплох. – Хорошо... Прошло много времени с твоего последнего тура, ты ждешь с нетерпением снова пуститься в путь и играть вживую?
Он пересаживается вперед, ближе ко мне. У меня желание откинуться назад, но я не делаю этого, вместо этого я скрещиваю ноги перед собой словно, они могут каким–то образом защитить меня от любого ответа или вопроса, вполне возможно, готового сорваться с его языка. Он всегда был сообразительным в детстве, и все же, этот взрослый Джейк прямо как волк в овечьей шкуре.
Он абсолютно не выглядит бабником, пьяницей и наркоманом, каким его выставляет пресса. Даже не похож на человека, который проходил реабилитацию чуть меньше двух недель назад. Он создает впечатления абсолютного контроля. Или, может быть, это только до тех пор, пока он трезвый.
Его глаза, мерцая, проходятся по моим голым ногам, быстро путешествуя по ним взглядом, и возвращаются к моему лицу. А вот и бабник.
– Я обожаю играть на сцене, я живу ради этого... и что–то мне подсказывает, что этот тур будет очень интересным, возможно самым интересным для меня на данный момент.
– Вот как? И почему?
Во мне просыпается любопытство, во всяком случае я думала ему придется нелегко во время этого тура без Джонни. Особенно принимая во внимание, случившееся в Японии.
Он пробегается рукой по волосам.
– Совсем недавно я пополнил нашу команду, и я знаю, что ее появление сделает все интереснее... лучше.
Её?
Возможно, у него появилась девушка. Но ведь он сказал – команда, а я уверена, что он не спит с подчиненными – хотя, кто знает.
– И это новое пополнение, я так понимаю, она не новая участница группы?
Он качает головой, поджимая губы.
– Значит она связующая часть команды?
– Я связующая часть команды.
– Точно. Так она...?
– Скажем так, она... пиар–агент.
Ладно. Я решаюсь сменить тему, прикинувшись, что он не хочет распространяться о загадочной девушке, которая должна сделать его тур успешнее, чем когда–либо.
– В таком случае расскажи мне о своих любимых треках в альбоме, и что же вдохновило тебя на их создание?
Я замечаю искру в его глазах, я знаю, что поймала его на этом. Музыка, это то что он по–настоящему любит. Это напоминает мне того парня, которого я любила годы назад.