Ужасы: Последний пир Арлекина (сборник)
Шрифт:
Невыразимая радость нахлынула на меня, когда я подобрала драгоценную малышку и взяла ее на руки. Она в безопасности, и она — моя. Я ее никогда не отпущу. Никогда!
Прижав девочку к себе, я подошла к окну: зубчатые осколки стекла дребезжали в створках от того хаоса, что царил снаружи. На нас набросился порывистый холодный ветер; откуда-то сверху лился яркий свет. Я узнала насекомовидные очертания черного тела, зависшего в воздухе над нами. Это был вертолет «Чинук»; его винты ревели и пульсировали.
«Что они там делают?» — Я не сомневалась в том, что любая спасательная операция определенно
Сбоку от вертушки опускалось нечто, смахивавшее на большую кофейную банку на проволоке.
Бомба. Они собираются бомбить! В голове замелькали кадры бомбардировки здания MOVE в Филадельфии: [34] взрыв и последовавший за ним сильнейший пожар.
Вертушка поднялась чуть выше, готовясь сбросить бомбу. Покинуть здание через входную дверь не было времени. Я кричала, но мой голос потонул в шуме винтов. У нас с Кармелитой оставался один путь, и не самый лучший.
34
13 мая 1985 года в Филадельфии полицейский вертолет сбросил бомбу на штаб-квартиру радикальной организации MOVE. В возникшем пожаре погибли 11 человек, были разрушены 65 расположенных поблизости зданий. В 1996 году Федеральный суд США признал, что в том случае городские власти Филадельфии злоупотребили применением силы.
Приняв решение, я вышибла из окна остатки стекол и посмотрела вниз. По крайней мере девять метров до мерзлой земли. Если я закрою малышку собой со всех сторон и приму удар на ноги, у нее будет шанс выжить. Мои ноги будут разбиты вдребезги. Танец…
— Хрен с ним! — воскликнула я, срывая свой тефлоновый жилет и укутывая в него Кармелиту. В ее больших карих глазах мелькали огоньки.
Крепко прижав девочку к груди, я взобралась на оконную створку и, оттолкнувшись, прыгнула в холодную ночь.
Казалось, мы парили как перышко. Я видела, что земля приближается — медленно, но неуклонно.
Пока мы падали, верхний этаж здания взорвался гигантским облаком бетона и стали.
Я ощутила страшный удар, когда мои ноги врезались в землю, и почувствовала, как крупные кости раздробились. Но боли не было…
Затем наступила тишина.
Лежа на спине, я не могла ни поднять голову, ни пошевелиться. Затем я ощутила легкое прикосновение маленькой ручки к своему лицу, и милое лицо Кармелиты поднялось над моим. Помню, как улыбнулась ей; затем голова закружилась, и я провалилась в темноту.
Я медленно пришла в себя. Мое затуманенное зрение сфокусировалось на обеспокоенном лице Залуты.
— Ребенок в порядке? — спросила я.
— Ребенок? — переспросил Залута, потом сделал знак кому-то вне моего поля зрения.
Медик в белом опустился на колени возле меня и посветил мне в глаза тонким фонариком. Я оттолкнула его в сторону, разозлившись.
— Ребенок! С ней все в порядке?
Бросив взгляд на медика, Залута пожал плечами.
— Похоже, она здорово приложилась к той бутылке.
— В чем дело? — спросила я; он меня ужасно расстраивал.
— Один из тех придурков в толпе швырнул в нас бутылку, и она шарахнула тебя по затылку, Ларкин. Вырубила на пару секунд, но ты поправишься, — объяснил Залута.
— Подожди-ка минутку, — произнесла я, садясь и потирая
— Что произошло?
Не понимая моего вопроса, Залута ответил:
— Ложная тревога, детка. Нас зря сюда вытащили. Ситуация разрешилась.
— Ты имеешь в виду, что все кончено?
Он кивнул.
— Первая группа вошла и обнаружила, что подозреваемая мертва. Самоубийство. Они ее сейчас выносят.
— Ее?
— Да, какая-то женщина на третьем этаже устроила гвалт, затем укокошила себя. Закололась какой-то длинной булавкой, можешь себе представить? Сосед сказал, что это был ее сороковой день рождения. Веселенький день рождения, а?
Мы смотрели, как они вывозят каталку с привязанным к ней трупом в мешке. Не было нужды заглядывать внутрь. Я знала ее лицо. Мне лишь хотелось отправиться в студию и с помощью танца избавиться от чувства опустошенности.
Освободившись от спецоборудования, я направилась по ночным улицам Детройта к студии пешком. Легкий снежок плавно падал из воронки черного неба и сверкал подобно россыпи бриллиантов в резком свете уличных фонарей.
Я стояла перед старым зданием склада, в котором находилась танцевальная студия, наблюдая, как снег уничтожает серое уродство города, и пытаясь вспомнить ощущение маленькой ручки Кармелиты на своем лице. Но мне не удавалось его вернуть. Видение исчезло.
Вздохнув, я повернулась и отперла дверь склада, зажгла свет. Лестница, ведущая к студии, казалось непривычно крутой, когда я устало тащилась к раздевалке. Освободившись от сковывающей меня формы, я натянула три пары гетр поверх трико, чтобы защитить лодыжки и икры от холода необогретого здания. Завязывая розовые ленты балеток и проверяя твердость пуантов, я ощутила тупую боль в груди.
Подойдя к шкафчику, чтобы закрыть его, я заметила на верхней полке черную бархатную шкатулку. Под ней лежала простая белая карточка с надписью: «Помни о сердце».
И подпись: «Твой любящий поклонник, Д. Чейз».
В шкатулке лежала серебряная булавка, увенчанная огромной черной жемчужиной.
Техника, линия, гармония, равновесие… Теперь я знаю, что это применимо ко всем сферам жизни. Я танцую взволнованно, вращаясь и прыгая, и думаю об унылой арендованной комнате, о своем безрадостном сердце.
Довольно! Рассыпая капли пота, я успокаиваю себя серией медленных упражнений у станка. Вытирая шею полотенцем, я выхожу из студии, останавливаюсь в гардеробной и проверяю свой костюм для вечернего исполнения «Жар-птицы» Стравинского. Он великолепен: трико и головной убор блистают мерцающими оранжевыми и красными блестками и струящимися желтыми перьями.
Танцуя этим вечером главную партию, я буду чувствовать себя как Павлова. И то, что это представление состоится в зале начальной школы, не имеет никакого значения. Танец — вот что главное, а не сцена. Залута и его семья будут сидеть в первом ряду, и сегодня вечером я буду танцевать для них. А затем я пойду спать и не буду просыпаться ночью от страха. Больше нечего бояться. Завтра я напомню себе, что жизнь — это больше чем последовательность натренированных движений. Я должна научиться открывать свое сердце. Знаю, это будет трудно, но я всегда получала удовольствие от решения сложных задач.