Ужасы. Замкнутый круг
Шрифт:
По бледным плечам, словно змеи, шевельнулись черные волосы.
— Скорее, — хрипло прошептал голос Руфи.
Она повернулась и пошла наверх по ступенькам без всякого усилия, так что ее ягодицы даже не шевелились во время движения. На миг замешкавшись, он последовал за ней, вытянув руки, хотя ощутил внезапное желание спрятать их в карманах. Они едва ли не ощупью продвигались в темноте. Уже не впервые ему захотелось рассказать обо всем. Кому угодно. Захотелось, чтобы кто-нибудь оказался здесь и подтвердил, что все это происходит на самом деле. Он подумал, что, в сущности, у него очень
Друзей терять он стал еще в колледже. Руфь, правда, оставалась, но она не входила в число друзей, она была просто женщиной, за которой он бегал. Он уже тогда знал Дженни, но не близко. Она встречалась тогда с кем-то из друзей его друзей, и он запомнил, что ее всегда тянуло на развлечения, словно в ее хорошенькой головке не находилось места ни единой серьезной мысли.
Вначале он ухаживал за Руфью, потом бегал за Дженни. Друзей и заводить-то было некогда.
— Поцелуй меня, — прошептала Руфь, и Джин медленно провел губами по ее губам.
— Теперь укуси, — сказала она, и он мягко впился зубами в ее неподатливую плоть.
Заниматься с ней любовью было странно. У него возникало ощущение, словно он рубит, прорезает ее твердую, белую, полупрозрачную плоть. Каждый раз от него требовалось все больше усилий, прежде чем она почувствует хоть что-нибудь.
— Вот… вот, — говорила она. — Я почувствовала… что-то.
Он совершал ритмичные движения, вначале медленно, затем все быстрее, но это походило не столько на любовный акт, сколько на шлифовку наждачной бумагой, на попытку соскрести старую, дряблую кожу, чтобы оголить свежие нервы, чтобы хоть что-то почувствовать.
Он ощутил внезапный порыв ударить эту неотзывчивую плоть, бить ее, щипать, все что угодно, только бы пробудить к жизни. Он знал, что Руфь будет не против. Против был он.
Он не мог смотреть Руфи в глаза во время любовного акта. Не мог выносить этого отсутствующего взгляда. Он продолжал скоблить ее, вонзаться в нее, ощущая ее тело, как ножницы, стискивающие его плоть и нервы до самых костей.
От нее исходил кислый, животный запах. Ее плоть, словно квашня, растекалась по белоснежным простыням. Он резко выпутался из ее густых волос, из скомканных простыней и поднялся, тяжело дыша и думая о Дженни.
Руфь смотрела на него с постели (мог ли он представить ее в другом месте?), словно читая его мысли.
Она все еще оставалась в постели, когда на рассвете он ушел. Не то чтобы спала. Но и не вполне бодрствовала. В общем, как всегда. В других комнатах верхнего этажа товарки Руфи, должно быть, точно так же прощались со своими любовниками.
Внезапно в холле, пошатываясь, появилась тень. Мужчина поднял бледное лицо с темными глазами и отекшими от утомления веками. Словно смутившись, он отвернулся и заспешил вниз по лестнице.
Отойдя от крыльца, Джин заметил, что вся местность словно пробудилась к новой жизни. Он обернулся, чтобы взглянуть на дом. Окна оставались такими же темными, и даже утренний свет не рассеял угрюмые тени.
Когда он вернулся домой, Дженни все еще лежала в постели, плотно закутавшись простыней, так что виднелось только лицо, казавшееся вырезанным из дерева. Шторы были задернуты, укрывая спальню от утренних лучей.
—
В квартире царил ужасный беспорядок. Перед телевизором она устроила берлогу вчера вечером. Гора твердых диванных подушек перед тахтой, чем тверже, тем лучше, чтобы держать спину и шею, а остальное пространство заполнено одеялами и мягкими подушечками. Напоминало замки, которые он строил мальчишкой в гостиной. Вокруг этого «замка» выстроился ряд переполненных пепельниц и грязных тарелок, хотя еда оставалась почти нетронутой. Дженни постоянно терзал какой-то неутолимый голод, но она мало какую пищу могла есть. Иногда вообще никакую не могла. Но голод донимал ее, и она постоянно пыталась выбрать хоть что-нибудь из огромного количества дрянной еды.
Джин представил себе, как она сидит, закутавшись в одеяла и уставившись в телевизор, и беспокойно хватает то очередную сигарету, то еду, которую невозможно есть. С каждым днем она худела, слабела и все больше походила на ребенка. От женщины в ней почти ничего не осталось. Он корил себя за самую мысль об этом. Можно подумать, в Руфи больше от женщины.
Дженни была не из тех, кто станет сидеть и ждать. Во всяком случае, раньше она такой не была. Она никогда не была по-настоящему увлечена им и не притворялась, что придерживается правил игры. И все же он обманывал себя, воображая, что она сидит всю ночь и, может быть, ждет его. И за эту мысль он тоже корил себя.
Внезапно он ощутил зверский голод. Он распахнул холодильник, так что бутылки и банки в нем громко звякнули, и вытащил бутылку апельсинового сока.
Открывая ее, он заметил, что крышка сидит неплотно. Он поднес бутылку поближе к свету, проникавшему сквозь узкое кухонное окошко, не прикрытое занавеской. Медленно поворачивая бутылку, он увидел едва заметный отпечаток губ возле горлышка. Точно ребенок. Чем дальше, тем ребячливее. Внезапно он разозлился, вылил сок из бутылки и выбросил ее в мусорное ведро под раковиной. Вначале она поддерживала порядок, тщательно чистила за собой столовые приборы, чашки и тарелки, чтобы он не коснулся посуды, которой она пользовалась. Можно подумать, она была заразная.
Они уже давно не занимались любовью. Он даже не помнил, когда они в последний раз целовались.
Ему стало стыдно за то, что он вылил сок. Так заразиться нельзя. Он сам говорил об этом всем друзьям и родственникам, которые считали, что он должен ее бросить. И все же. Он знал, что ничего опасного нет, но все же опасался.
Если бы можно было победить ее болезнь любовью и поцелуями, он сделал бы это, несмотря на весь свой страх.
— Я услышала шум. — Ее голос звучал еле слышно. — Не знала, что ты уже дома.
Он оглянулся. Она плотно закуталась в теплое одеяло. На щеках и шее подрагивали вялые мышцы. Он попытался улыбнуться, но губы не слушались.
— Тебе лучше оставаться в постели, — сказал он. — Замерзнешь.
— Я и так все время мерзну, — возразила она.
— Знаю, Дженни. — Он подошел и положил руки ей на плечи. — Я знаю. — Он привлек ее к себе.
Поколебавшись, она тоже обняла его или, по крайней мере, попыталась.
— Подержишь меня так в постели? — прошептала она.