Ужин с аристократом
Шрифт:
Доводы сына старика не тронули:
– Тогда ты дурак. Это еще хуже. Зачем мне нужен глупый профессор! Завтра же подашь прошение.
Голенев достал что-то из кармана и зажал в руке:
– Сэр Чарльз, мне будет трудно жить, зная, что принес вам столько горя. Из-за меня вы уже потеряли одного сына. Не хочу, чтобы теряли второго. – И он выложил на стол золотые часы.
Вайтли взял их дрожащей рукой, приблизил к глазам и тихо спросил:
– Что это?
– Я думаю, что это часы вашего старшего сына Дэвида. И буду рад, если ошибаюсь. – Ответил бывший афганец. Ира сидела, опустив голову, и до сих пор в беседе мужчин участия не принимала. Но при последних словах мужа вздрогнула. Она помнила замечание Олега в машине “Мне придется сегодня открыть сэру Чарльзу одну очень тягостную подробность” и поняла, что этот момент настает. Тем временем старый аристократ вынул из кармана очки и внимательно изучил часы. Закончив осмотр, дрожащей рукой вернул их на стол:
– Да, это “Картье” Дэвида. Откуда они у вас?
– Я – убил – вашего – сына. – Голенев произнес это страшное признание, четко выговаривая каждое слово. Старый лорд побледнел еще больше, но сидел прямо и внешне волнения ничем не выказал.
– Расскажите, как это произошло?
Голенев, как всегда, коротко и четко пересказал эпизод стычки под Кандагаром. Наступила полнейшая тишина. В этой тишине стало слышно, как где-то далеко в комнатах замка всхлипывает Светлана.
Голенев первым нарушил молчание:
– Сэр Чарльз, узнав правду о гибели сына, вы вправе прервать наше знакомство, и я вас пойму.
Ира поднялась и подошла к мужу:
– Олег, давай уйдем отсюда.
– Подожди, Ира. Я хочу знать, что решит сэр Вайтли.
Старик заговорил медленно, словно ни к кому не обращаясь. Он сказал:
– На войне солдаты убивают друг друга. Так получилось, что вы на той войне оказались с Дэвидом врагами. Я не хочу судить вас, а ваше признание может сделать честь любому лорду. Будем считать, что наши отношения не изменились. – И он протянул убийце своего сына сухую породистую руку. Олег с чувством ее пожал:
– Сэр Чарльз, чтобы я поверил вашим словам окончательно, простите Дэна и не настаивайте на его увольнении.
– Хорошо, если он сможет исправить свою глупость, я поступлю, как вы просите.
– Это совсем не сложно. – Ответил Голенев: – Ваш сын до выяснения всех обстоятельств должен заморозить счета компании, не подписывать ни одного финансового документа и потребовать того же от супруги.
– Я сделаю это. – Пообещал Дэн. Мужчины пожали друг другу руки.
– Будем считать, что тема исчерпана, – смилостивился сэр Вайтли и устало добавил: – А теперь, уважаемые гости, я бы хотел отдохнуть. И еще, Дэн, устрой так, чтобы миссис Таторина порога этого дома больше не переступала.
Вторую часть фамилии Таториной “Вайтли” гордый аристократ опустил.
Уезжали Голеневы из замка совсем с другим настроением, чем ехали на ужин. Если для Иры известие о том, что ее муж на далекой войне застрелил сына ректора, стало ударом, что же говорить о самом старике? Супруги понимали, что внешнее спокойствие далось сэру Чарльзу напряжением всех его душевных и физических сил. Но они в тот вечер не могли знать, что он этого напряжения не выдержал. Сжимая в руке часы погибшего сына, Чарльз Вайтли при помощи слуги поднялся к себе в спальню, лег в постель, уснул и больше уже не проснулся. Утром старый лакей Гарри Робинсон с трудом разжал холодные старческие пальцы, вынул из них часы с гравировкой на тыльной стороне “Bear with honour”, осторожно положил на тумбочку и пошел звонить по телефону.
В наследования владений почившего лорда вступал его средний сын, Донавальд. Младшему Дэну по древнему закону наследства не полагалось. Законы островной империи англичане стараются менять как можно реже и, может быть, поэтому столько веков остаются великой нацией.
Вениамин Строчкарев ночью так и не уснул. Редактор газеты “Бульварное кольцо” ворочался в своей постели, часто шествовал на кухню, где выкуривал зараз по две сигареты, и к рассвету почувствовал себя совершенно разбитым. Волновался опытный журналист ожиданием денег. Передав накануне вечером охраннику госпожи Соловьевой конверт с фиктивной обложкой субботнего номера, где фотография претендентки на депутатское кресло красовалась рядом с портретом больной несчастной старухи, он вернулся домой. И не успел разуться, как раздался звонок. Неизвестный поинтересовался, чего хочет владелец “товара”. Редактор назвал сумму. Звонивший сообщил, что свое редактор получит. Но для этого он должен в девять утра прибыть в редакцию, дожидаться там курьера с долларами в полном одиночестве и иметь при себе негативы снимков и текст распечатки. А так же позволить специалисту, который прибудет вместе с курьером, в его присутствии вычистить все связанное с этим материалом из базы данных компьютера редакции. Иначе ему ничего не светит. Строчкарев согласился и всю ночь не сомкнул глаз. То перед ним в туманной дреме представали дорогие курорты с красивыми девушками, где он сможет провести долгожданный отпуск, то к ложу подступали таинственные киллеры с топорами в руках, готовые разрубить его на куски. Обычно, с трудом поднимаясь с постели к десяти утра, сегодня он вскочил в начале седьмого. Ополоснув себя в душе и побрив физиономию, в семь часов он уже сидел на кухне при галстуке и в одиночестве потягивал кофе. Очередную диву по имени Марина Стольчак он на днях вытурил и снова остался в холостяках. Больше чем на три месяца семейного счастья его не хватало. Марина, как и все его предыдущие пассии, приехала завоевывать столицу в качестве поп-шлюхи с надеждой на его протекцию. Несколько недель она подвывала в ночных клубах, но ни разворот с ее прелестями, выданный фотографом Афониным крупным планом, ни податливость мужскому натиску клубной администрации из днепропетровской потаскушки звезды не сделали, и роль домашнего ангела она играть перестала. В качестве раздраженной хабалки, чем, по сути, очередная лирическая песня Строчкарева и являлась, Вениамин ее терпеть не собирался, и тут же указал на дверь. Прихватив его запонки с мелкими камешками, Марина Стольчак исчезла из его жизни навсегда. И сидя на кухне и предвкушая куш за шантаж кандидата в Думу, он мечтал о следующей длинноногой жрице, принявшей его за своего бога и кумира.
Сообщать о предстоящей сделке автору материала Жене Руничу редактор воздержался. Рассудив, что сто тысяч долларов, при ближайшем осмыслении, не такие уж и большие деньги, он решил потянуть с разговором, а потом, под предлогом угроз со стороны жертвы, тему снять. А от Рунича отделаться обычной премией за горячий материал.
Все эти мысли и блуждали в его творческом воображении за утренним кофе. Предпринимать шагов для выполнения условий встречи с клиентом ему не пришлось. В субботу в редакции, кроме секретарши Вали, никто не работал, а Валя являлась не раньше одиннадцати. Так что с девяти утра он имел два часа одиночества. Что касалось второго условия, то компьютер с базой данных находился в его кабинете, и он без помех имел возможность допустить к нему специалиста.
В восемь пятнадцать Строчкарев сложил чашку с блюдцем в мойку и, убедившись с балкона, что его “Опель” за ночь не сперли, прихватил кейс с дубликатом скандального материала и вышел из квартиры. Жил он на третьем этаже и вниз на лифте никогда не спускался. Сбежав один пролет лестницы, посторонился, чтобы пропустить поднимавшегося по ступеням работягу с трубой в левой руке. Но тот ловкостью не отличался, и дорогу жильцу сразу не освободил. Строчков так и не понял, что произошло. Он почувствовал, что ноги перестали слушаться, а в глазах потемнело. “Работяга”, тем временем, вытер нож от крови редактора о его же галстук, для страховки размозжил ему голову трубой, и, забрав из безжизненных рук кейс с компроматом, побежал вниз.
Никто не обратил внимания, как в шестнадцать тридцать по московскому времени с трассы Москва – Симферополь на кольцевую автодорогу свернула видавшая виды “Нива” с двумя спящими пассажирами, а за ней и вовсе непрезентабельный “Москвич” Ижевского завода, в котором на заднем сидении тоже дремали двое. Прокатив на запад столицы меньше десяти километров, обе машины заехали на автостоянку, и их водители оплатили недельное пребывание на ней своих транспортных средств. Оба автоветерана отметили пятнадцатилетний юбилей, и, кроме сострадания, даже у коварных угонщиков никаких чувств вызвать не могли. Сами же владельцы в надежности своих стальных коней не сомневались. Степан Хорьков – потому что перед дорогой в очередной раз перебрал движок “Москвича”, смазал и проверил все узлы ходовой части и подвески. По той же причине не сомневался в своем внедорожнике и сидевший за рулем “Нивы” Сергей Скворцов. Готовил его вездеход в дальний путь тот же Степан. Поэтому решение оставить машины на стоянке путешественники приняли вовсе не из-за боязни поломок. Пробудив своих пассажиров, они дождались, пока те неторопливо покинут согретые сном сиденья, выгрузили из багажников вещи, состоящие из шести одинаковых рюкзаков образца афганской компании, и, старательно заперев все дверцы, вышли на трассу. В качестве пассажиров Сергея Скворцова и Степана Хорькова в Москву прибыли четверо бойцов летучего отряда – бывший подрывник Гоша Сапилов, радист-вертолетчик Слава Куприянов, мастер спорта по вольной борьбе, отставной спецназовец Владимир Ткачев и его неразлучный друг, бывший снайпер Василий Татаринов.
Вся компания прошагала вдоль оживленной трассы метров двести и расселась на травке насыпи. Через десять минут на обочине рядом с ними притормозил “Жигуленок” Мамонова и микроавтобус Павла Вислоухова.
Оба глуховчанина по-домашнему присели к прибывшим с юга путешественникам, и со стороны могло показаться, что это случайная встреча старых знакомых. Но на самом деле о свидании на Кольцевой они договорились заранее, посчитав, что это место трудней всего отслеживать любопытным, если таковые найдутся. Всякий притормозивший автомобиль, а тем более пешеход, на скоростной трассе сразу бросается в глаза.