Шрифт:
Глава 1
– Сынок, сынок, послушай, что я тебе скажу.
Полный мужчина, в плотных, не по погоде, брюках и черной рубашке с длинными рукавами, обливаясь потом, мелко семенил рядом с юношей. Он все время старался заглянуть юноше в лицо, но не выходило. Юноша был высок, болезненно худощав, лицо его покрывали крупные фурункулы. И лицо свое он старательно прятал от мужчины, который пытался его остановить.
Мужчина был его отцом.
– Сынок, да остановись же ты, наконец! –
– Что? Что ты от меня хочешь, папа?
Юноша остановился. Покосился на толстые грубые пальцы, вцепившиеся в его локоть. Вздохнул. Он снова сделал что-то не так. Кто-то из людей отца подловил его на этом, настучал. И тот теперь станет его воспитывать. Долго, нудно. Станет приводить примеры из своей жизни. Грязные, страшные примеры. Будет учить, как надо правильно жить.
Юноша вздохнул. Задрал голову, с тоской глянул в бескрайнее небо. Чистое, голубое, без единого пятнышка. Смотрел бы, не отрываясь! Наслаждался бы этой безграничной чистотой и нежностью. Ни о чем не думал бы, просто смотрел.
– Что ты от меня хочешь, папа? – Юноша осторожно, чтобы не оскорбить отца, высвободил локоть из его пальцев. – Поговорить?
– Да, – коротко обронил тот, вытащил из кармана плотных штанов большой носовой платок и приложил его к обширной потной лысине. – Поговорить, для начала.
– Хорошо, идем. Где?
Юноша повертел головой. Ткнул пальцем в гарнитур плетеной садовой мебели, расставленный под навесом в строго геометрическом порядке.
– Там?
– Хорошо. Давай там.
Они прошли под навес. Расселись в креслах из ротанга.
– Прикажи, чтобы принесли лимонада, – проговорил тут же отец и с прищуром уставился на сына.
Тот достал телефон из кармана широких льняных шорт. Набрал помощницу повара и попросил принести два стакана лимонада.
– Сейчас принесет. – Юноша убрал телефон обратно в карман шорт. – Все в порядке, пап.
– Нет, черт возьми, не все в порядке! – возмущенно откликнулся тот и сжал кулаки, принявшись постукивать ими по плетеным подлокотникам кресла. – Не в порядке, сынок!
– Что снова не так?
Юноша нащупал в другом кармане солнцезащитные очки и поспешил надеть их себе на переносицу. Так ему было спокойнее. Так было комфортнее под вопросительным взглядом рассерженного отца.
– Я сказал тебе что! – Отец обеспокоенно заворочался в кресле, которое было ему тесновато.
– Что? Ты сказал приказать, чтобы принесли лимонада. Я это сделал.
– Ключевое слово «приказать», сынок! Я сказал: прикажи, сынок! А ты просишь! Свою же прислугу ты просишь, словно об услуге. Это же… Это же неприемлемо, сын мой! – забубнил отец, дергая ступнями, словно их сводило судорогой. – Это неприемлемо. Ты должен приказывать! Понимаешь, приказывать! А не просить. Если ты не станешь жестким, тебя сомнут.
Юноша, прикрыв глаза темными стеклами очков, снова нашел взглядом безоблачное небо.
Как же там, должно быть, хорошо. Парить бы там – в чистом прохладном воздухе. Парить бы в одиночку, не ощущая ничьего присутствия рядом, не слыша ничьего дыхания за спиной. Как же он устал! Как же он устал от бесконечных заданий отца, которые он раз за разом благополучно проваливал. Иногда, к слову, специально. Устал жить по его правилам, по его законам.
– Сынок, пойми, я хочу для тебя всего самого лучшего.
– Отпусти тогда меня, папа, – едва слышно проговорил юноша, не сводя взгляда с синевы неба. – Отпусти.
– Что?! – Отец дернулся всем телом, словно через сиденье ротангового кресла пропустили ток. – Ты о чем вообще?! Что ты такое говоришь?!
– Отпусти меня. Дай жить своей жизнью. По моим правилам, папа. Не по твоим. По моим.
И он прикрыл глаза, погружая себя в темноту. Он знал, что будет дальше. Знал все слова, которые примется выкрикивать его отец.
– Ты не можешь так поступить со мной! – Это первое, что отец тут же поспешил выкрикнуть.
– После всего, что я для тебя сделал, ты так со мной?! – Это второе.
– Если бы я не был так уверен в обратном, я бы подумал, что ты не мой сын! – Это было обязательным, третьим.
Отец был абсолютно уверен в их родстве, потому что несколько лет назад, усомнившись, опустился до генетической экспертизы. Слишком не был похож на него сын. И внешне, и по духу.
Экспертиза установила их почти стопроцентное родство, и отец смирился.
– Вся твоя беда в том, сын, что ты слишком жалостливый. – И это уже было. – А ты не имеешь права быть жалостливым.
– Почему? – отозвался юноша.
Этого он еще ни разу не слышал.
– Потому что люди сочтут тебя жалким, – нехотя произнес отец. И сделал это, кстати, впервые. – В моем мире… В нашем с тобой мире это неприемлемо.
– Ты правильно начал, отец. В твоем мире.
Юноша поднялся. Как-то уж слишком вяло, женственно, совсем не по-мужски, приложил ладони к груди, наклонился к отцу.
– Это не мой мир, папа. Это твой мир, папа. И мне в нем нет места.
– О как! Вот, значит, как, да?
Взгляд отца, от природы лишенный нежности, сделался неузнаваемо жестоким. На сына он так никогда прежде не смотрел.
– Ты находил себе в нем место, когда принимал мои подарки. – Отец разжал кулаки и загнул на правой руке указательный палец. – Когда захотел первую машину. Когда запросился учиться в Англии. Когда пожелал собственную квартиру в центре города. И когда захотел стажировку в США.
Все пальцы правой руки отца загнулись, снова превращая его кисть в кулак. Сильный, жесткий, способный сделать больно кулак.