Узники Тауэра

Цветков Сергей Эдуардович

25 апреля 1585 года беглец стал узником Тауэра. Филипп был обвинен в трех преступлениях: в намерении, оставить Англию без разрешения королевы; в перемене вероисповедания; в предложении иностранному государю (Филиппу II) возвести его в сан герцога Норфолка. Суд приговорил его к штрафу в тысячу фунтов стерлингов и тюремному заключению.

Леди Анна оставалась на свободе и лишь изредка привлекалась к допросам относительно ее домашних. С помощью иезуитов ей удалось отвертеться от всех обвинений.

Филиппа поместили в башне Бошана, в комнате, служившей темницей Доброму лорду Кобгему, «королю» Гилфорду, Кортни Белой розе и шпиону-моралисту месье Шарлю. В продолжение

целого года условия его содержания были довольно строгие. К узнику приставили тюремщиками нескольких дворян, которые никогда не оставляли его одного. Впоследствии ему дозволили иметь своих слуг; впрочем, от них было мало проку, так как тюремная жизнь скоро сломала их, и за ними пришлось ухаживать больше, чем за их господином. В результате главным распорядителем в покоях Филиппа стал Роджер, слуга коменданта.

Леди Анна потратила много усилий и денег, чтобы увидеться с мужем. Но она непременно встречала отказ в своих просьбах, хотя к другим заключенным допускали жен. Тогда она решила укрепить дух мужа силой религии. В ее голову пришла невероятно дерзкая мысль: отслужить в Тауэре мессу – под носом у королевы, в ее твердыне, охраняемой цепями, пушками и солдатами! В год нашествия «Армады» (1588) леди Анна хотела, чтобы в Тауэре молились за успех испанского оружия!

В Колокольной башне, сообщавшейся с башней Бошана посредством галереи, известной под названием Арестантской Прогулки, в то время содержался старый патер Уильям Бенет. В прошлом он не раз менял религию, но теперь, в ожидании испанского вторжения, он был пламенный католик. Леди Анна обратилась к миссис Гоптон, дочери коменданта Тауэра, сэра Оуэна Гоптона, и с помощью тридцати фунтов стерлингов убедила ее отпереть дверь в галерею, чтобы отец Бенет мог свободно входить в комнату Филиппа.

Первая часть плана удалась: Филипп имел священника. В его комнате был устроен импровизированный алтарь и собрано все нужное для совершения богослужения. В назначенный день Филипп пригласил к себе других узников-католиков – сэра Томаса Джерарда из Ланкашира и Уильяма Шелли, собеседника незадачливого Генри Перси, графа Нортумберленда. В присутствии этих джентльменов отец Бенет отслужил обедню и молебен за победу Испании. Филипп исполнял при этом обязанности причетника, а его коленопреклоненные гости составили хор певчих.

Позднее, когда испанские корабли стояли в Ла-Манше, молебен повторился, и все католические узники Тауэра день и ночь твердили молитвы о взятии испанцами Лондона. Все это время Филипп пребывал в приподнятом настроении; он мечтал, что вскоре станет королем, и обещал отцу Бенету, что первым его королевским распоряжением будет указ о возведении его в звание ректора собора Святого Павла.

Но «Непобедимая армада» пошла на дно, и член Совета лорд Гаттон явился в Тауэр для расследования истины. Елизавета не без оснований полагала, что одно дело – иметь свой взгляд на пресуществление Святых Даров, а другое – молиться о победе врага. Были собраны несомненные доказательства последнего преступления. Отец Бенет, Томас Джерард и Уильям Шелли под пыткой признались в содеянном и выдали Филиппа, пытаясь свалить всю вину на титулованного узника.

Весной 1589 года Филипп был предан суду по обвинению в государственной измене. Отец Бенет и оба католических джентльмена были главными обвинителями, так что лордам оставалось только вынести свой приговор. Леди Анна и тут не была арестована, – видимо, ее участие в этом деле осталось судьям неизвестным. Она лишь потеряла доходы с конфискованных поместий мужа.

Елизавета пыталась дать Филиппу шанс избежать смертного приговора. На суде

ему был предложен вопрос: полагает ли он, что Папа вправе лишить королеву престола? Одно слово – «нет» – могло его спасти. Но Филипп заявил, что не хочет отвечать. На вопрос, будет ли он защищать королеву от нападения иноземного государя, он твердо ответил «да». Однако спрошенный, выступит ли он против Папы, Филипп вновь промолчал, и тогда лорд-сенешаль граф Дерби произнес смертный приговор.

На другой день Филипп написал два письма – к лорду-канцлеру и иезуиту отцу Саутвеллу. В первом он просил королеву простить ему его вины ввиду его чистосердечного раскаяния; во втором он объяснял духовному руководителю, что его слова, обращенные к королеве, имеют двусмысленное значение, так как он раскаивается только в мелких проступках, совершенных за время придворной службы. Он оставался верен иезуитскому паролю: «Черное есть белое, белое есть черное».

Елизавета придерживалась мнения, что этого слабого и изворотливого человека следует оставить в покое. Довольно проливать кровь Говардов (отец и дед Филиппа сложили головы на плахе), те были опасны, а этот нет. Неизвестно, поверила ли королева его раскаянию, но она решила сохранить ему жизнь, несмотря на приговор суда пэров.

С этого момента наступила лучшая часть жизни Филиппа, которая дала право его католическим биографам назвать его святым и исповедником. Оставаясь в заключении в башне Бошана, он составил план, как жить в Боге согласно правилам его церкви, и остаток земного бытия посвятил молитве и посту. Он молился два часа утром, полтора часа днем и еще четверть часа перед сном исповедовал сам себя. Вскоре он прибавил к молитвам чтение церковных служб. Сразу после смертного приговора он начал поститься трижды в неделю: в понедельник, среду и пятницу (позднее, когда его здоровье расстроилось, он позволил себе есть говядину и рыбу – один раз в неделю). Он также совершенно отказался от вина и употреблял его только изредка, как лечебное средство при несварении желудка. В сочельник, Преображение, Успение и праздники Тела Господня благочестивый узник совсем не прикасался к пище и питью. При этом он тщательно скрывал все это, для чего взял в слуги человека с неуемным аппетитом, который и поглощал все, от чего отказывался Филипп, так что новый наместник сэр Майкл Блунт даже и не догадывался, что Тауэр превратился в жилище аскета.

Воздержание Филиппа от единственных удовольствий, доступных заключенному, продолжалось десять лет. Однако этот строгий постник умер от панкреатита, после того, как однажды в конце долгого поста набросился на дичь. Конечно, некоторые уверяли, что его отравили, но тот слух, никем не поддержанный, затух сам собой.

Перед смертью Филиппа сэр Майкл Блунт отправился к нему, чтобы попросить прощения во всем, в чем он мог провиниться, исполняя свои обязанности тюремщика.

– Вы просите у меня прощения? – произнес умирающий. – Хорошо, я вас прощаю, так же, как, надеюсь, меня простит Господь, – и протянул Блунту руку.

Однако спустя минуту Филипп воскликнул:

– Вы очень жестоко обходились со мной!

– В чем именно, милорд? – возразил удивленный наместник, не ведавший за собой ничего подобного.

– Я не хочу вспоминать все, что было, но помните, добрый господин наместник, что Бог может сделать вас узником в той темнице, где вы теперь держите других.

Эти странные, едва ли осмысленные слова оказались пророческими. Действительно, не прошло и двух месяцев после смерти Филиппа, как сэр Майкл потерял свое место и был заточен в той же башне Бошана, где услышал предсказание своей судьбы.