Узники Тауэра
Шрифт:
Анслей принес приказ о казни в восемь часов утра темного октябрьского дня 1617 года. Рэйли лежал в постели, но, услышав голос коменданта, оделся и вышел к нему. В дверях его окликнул брадобрей Питер:
– Сэр, мы еще не завивали вашей головы сегодня.
– Пускай ее причешет тот, кто ее возьмет, – с улыбкой ответил Рэйли.
Брадобрей пошел за ним, а Рэйли все продолжал шутить:
– Питер, можешь ты мне дать пластырь, чтобы прилепить голову, когда ее отрубят?
На следующее утро эта голова покатилась по эшафоту. В этот день тысячи английских юношей, которые вели до сих пор беззаботную, легкомысленную жизнь, сделались смертельными врагами Испании.
Лорд
Стараниями Говардов в Тауэре погиб еще один патриот, противник Испании – сэр Томас Грей, шестнадцатый барон этого имени. В его лице в темнице Водяных ворот, построенных Генрихом III, сгноили последнего представителя знатного рода, принятого на службу тем же Генрихом III.
Лорд Грей был одним из тех людей, которые желают слить жизнь и религию в единое целое. Он воспитывался матерью, мечтавшей видеть в нем воина и святого. И юный сэр Томас оправдал ее надежды. С десятилетнего возраста он участвовал в походах своего отца, сэра Артура, который однажды в битве с ирландцами посадил его в седло и с кличем: «Грей и его наследник за королеву!» – повел в бой отступавших англичан (кстати, в этом же сражении впервые прославился и Рэйли).
Из походного шатра сэр Томас перешел в Оксфорд. Успехи молодого студента на поприще образования позволили поэту Роберту Маретону, описавшему позже жизнь лорда Грея в стихах, сказать, что «Оружие с наукой в связь вступило». Но заканчивать образование сэру Томасу пришлось в Нидерландах на полях битв. Военная слава и знатное имя сделали его начальником королевской кавалерии и главой пуритан. Юный, знатный, богатый, он мог ожидать от судьбы всевозможных благ. Никто из видевших молодого начальника кавалерии, лихо гарцующего по Чаринг-Кросс в последние месяцы царствования Елизаветы, не мог и подумать, что судьба его уже решилась и что всего через год он будет заточен в Тауэр, где ему уготована ранняя смерть.
В правление Елизаветы в Англии существовали две группы католиков. Первые, которых было большинство, хранили верность престолу и отечеству; вторые, весьма немногочисленные, были приверженцами Рима и испанского короля.
Когда Говарды после второго заточения Рэйли задумались, в чем бы обвинить лорда Грея, пуританского пэра, врага Филиппа III и сторонника войны с Испанией, Сесилу донесли, что некие два патера составили заговор против короля. На собраниях заговорщиков было выпито много пива, сказано много слов, но шайка, собственно, так и не сформировалась. Зато стало известно, что лорд Грей два-три раза принимал у себя сэра Гриффина Маркгема, известного паписта и участника пасторских бесед. Сесил потирал руки. Заговор патеров! Чего же еще надо?
Участие сэра Томаса в крамольных разговорах двух безумных священников объяснялось тем, что Яков I, оберегая свои божественные права, поссорился и с католиками, и с пуританами – он подтвердил статуты Елизаветы. Заговорщики подбивали лорда Грея подать королю петицию о прекращении религиозных гонений.
В заговоре участвовал отец Уотсон, который решил несколько изменить ход событий. Он знал, что на самом деле заговорщики надеялись включить в свиту лорда Грея двух фанатиков-убийц, вызвавшихся убить короля во время подачи петиции. Отец Уотсон принадлежал к верноподданным католикам и не одобрял методов иезуитов. Он решил донести о готовящемся покушении, чтобы король, обязанный жизнью католическому священнику, вернулся в лоно римской церкви или, по крайней мере, прекратил ее преследование.
Уотсон не знал, что Грей ни за что не соглашался брать незнакомых
Грея судили пэры, среди которых были его личные враги, как, например, лорд Саутгамптон, получивший от сэра Томаса публичную пощечину за интриги против Елизаветы. Саутгамптон молчал, когда Грей находился в зале суда, и неистово вопил против него, когда пэры удалились на совещание.
Защита Грея была проста: если намерение подать петицию королю является государственной изменой, то он виновен; если же это законное право каждого англичанина, то он чист перед Богом и королем.
Пэры приговорили его к смертной казни. На обычный вопрос, имеет ли он что-либо возразить против приговора, сэр Томас гордо ответил: «Ничего». Пристыженные судьи безмолвствовали, и тогда осужденный добавил: «Грей не может просить помилования!»
К счастью, столь гордый ответ двадцатилетнего героя изумил и очаровал Якова I, который засомневался, продолжать ли казни (рядовые участники заговора патеров были уже четвертованы). Придворные, сочувствовавшие Грею, послали в театр «Глобус» за труппой Шекспира, чтобы смягчить сердце короля. Актеры разыграли перед Яковом новую пьесу великого драматурга «Мера за меру», содержавшую многие намеки на недавние события; характеры герцога Венского и Анжело были не чем иным, как идеализированными портретами короля и Сесила. К Якову были обращены слова: «Ни корона – королю, ни меч – наместнику, ни жезл – маршалу, ни тога – судье не идут к ним так хорошо, как милосердие».
Однако Яков решил вступить в соперничество с поэтом и задумал собственную комедию. Но король не обладал поэтической душой, и герцог Венский, которому он решил подражать, не мог бы разыграть такого недостойного фарса.
Грея судили в Уинчестере одновременно с Рэйли и Кобгемом. Суд приговорил его к смерти вместе с двумя другими знатными заговорщиками – Гриффином Маркгемом и Кобгемом.
Наступила пятница – день казни. Окрестные луга были мокры от дождя, в воздухе висела промозглая сырость, но тысячи людей толпились с раннего утра во дворе древнего Вильтонского замка, где должна была состояться казнь. Яков в этот день хотел доказать, что он является лучшим драматургом в Англии.
Король позвал к себе мальчика Джона Джибса. Лицо этого парнишки не было знакомо сэру Тишборну, губернатору замка и главному распорядителю казни, и на этом обстоятельстве была основана интрига, затевавшаяся королем. Яков дал Джибсу бумагу о помиловании приговоренных, велел дождаться в толпе той минуты, когда палач поднимет секиру, и тогда броситься к Тишборну и передать королевский приказ. Едва гонец ушел, как Яков вспомнил, что забыл поставить на бумаге свою подпись. Джибса догнали и вернули, но когда он с подписанным приказом добрался до замка, то нашел ворота уже наглухо запертыми и охраняемыми стражей.
Маркгем первым взошел на эшафот. Сотворив краткую молитву, он положил голову на плаху. Вдруг раздался громкий крик – это проныра Джибс наконец добился, чтобы его пропустили к Тишборну. Губернатор сломал печать и пробежал глазами странный приказ. Яков писал, что узники подвергнуты казни только для комедии и следует, хорошенько напугав их, объявить о помиловании. Тишборн пожал плечами и сделал знак отвести Маркгема в сторону.
Вторым на эшафот вступил Грей. Его поступь была тверда, глаза блестели, лицо дышало гордостью и достоинством. Ночью он хорошо спал и теперь был совершенно спокоен. Он помолился и исповедался перед народом, полностью отрицая свою вину.