В 4:50 с вокзала Паддингтон
Шрифт:
– А знаете, Эмма, – заговорил он, – отец ваш в прекрасной форме. Убийства идут ему на пользу. Придают жизни новый интерес. Надо будет порекомендовать это средство и другим моим пациентам.
Эмма машинально улыбнулась. Доктор Куимпер всегда мгновенно замечал реакцию собеседника.
– Что с вами, что-нибудь не так? – спросил он.
Эмма подняла на него глаза. Она привыкла полагаться на доброту и отзывчивость доктора. Он стал ей другом и опорой не только в том, что касалось медицины. Его рассчитанно грубоватые манеры
– Да, я беспокоюсь, это правда.
– Расскажете, может быть? Но если не хотите – не надо.
– Нет, я как раз хотела бы. Кое-что вам уже известно. Беда в том, что я не знаю, как мне быть.
– Обыкновенно, должен сказать, вас отличает редкая здравость суждений. Так в чем же дело?
– Вы помните – хотя, пожалуй, вряд ли, – что я рассказывала вам однажды про брата – того, которого убили на войне?
– Что он не то женился, не то хотел жениться на какой-то француженке? Это?
– Да. И почти сразу после того, как пришло это письмо, он был убит. Никаких известий об этой девушке – ни о ней, ни от нее – у нас не было. Единственное, в сущности, что мы знали, это как ее зовут. Все ждали, что она либо напишет нам, либо приедет, но так и не дождались. Ни слуху, ни духу – до того дня в самый канун Рождества, почти месяц тому назад.
– Я помню. Вы получили письмо, верно?
– Да. В нем говорилось, что она сейчас в Англии и хотела бы приехать повидаться с нами. Мы уже обо всем условились, как вдруг, в последний момент, приходит телеграмма, что непредвиденные обстоятельства заставляют ее вернуться во Францию.
– И?
– В полиции полагают, что та женщина – убитая – француженка.
– Правда? Я бы сказал, она по типу скорее походит на англичанку, а впрочем, судить трудно. Так вы, стало быть, тревожитесь, как бы не оказалось, что убитая – девушка вашего брата?
– Да.
– Крайне маловероятно, на мой взгляд, – сказал доктор Куимпер. – Но все равно мне понятны ваши чувства.
– Я в нерешительности – не следует ли рассказать о… словом, обо всем этом полиции? Седрик, да и другие тоже, говорят, что это совершенно излишне. А вы как думаете?
– Хм. – Доктор Куимпер пожевал губами. Помолчал немного в раздумье. Потом сказал, как бы нехотя: – Оно, конечно, куда проще ничего не говорить. В этом смысле можно понять ваших братьев. И тем не менее…
– Да?
Доктор Куимпер посмотрел на нее. Глаза его лучились теплом.
– Я бы взял и сказал. Иначе вы так и будете изводиться. Я вас знаю.
Эмма покраснела.
– По глупости, вероятно.
– Поступайте, как сами считаете нужным, дружок, и плевать вам на остальных! Вашему здравому смыслу я доверяю в сто раз больше.
Глава 12
I
– Эй! Эй вы, молодка! Подите-ка сюда.
Люси удивленно
– Вы это мне, мистер Кракенторп?
– Поменьше разговаривайте. Идите сюда.
Люси повиновалась властному мановению пальца. Мистер Кракенторп схватил ее за руку, втащил в комнату и захлопнул дверь.
– Я хочу вам что-то показать, – сказал он.
Люси осмотрелась кругом. Они находились в небольшой комнате, предназначенной, очевидно, служить кабинетом, но столь же очевидно давным-давно уже никому им не служащей. Пыльные кипы бумаг на письменном столе, гирлянды паутины, свисающие с потолка по углам. Затхлый, застоялый воздух.
– Вы хотите, чтобы я здесь убралась?
Мистер Кракенторп яростно затряс головой.
– Ни в коем случае! Я держу эту комнату на замке. Эмма и рада бы здесь повозиться, но я не даю. Это моя комната. Видали, какие камни? Редкие геологические образцы.
Люси увидела коллекцию образцов горной породы, штук десять-пятнадцать, одни куски – отшлифованы, другие – нет.
– Красивые, – сказала она, польстив им. – Очень интересно.
– Верно сказано. Они действительно представляют интерес. Вы умная девушка. Я вам еще и не то покажу.
– Спасибо большое, но у меня там правда стоит работа. Когда в доме шесть человек…
– И каждый объедает меня дочиста! Лишь тем и занимаются, когда приезжают. Едят и едят. И хоть бы кто предложил заплатить за съеденное! Кровососы! Одного только ждут – чтобы я умер. Но я на тот свет не тороплюсь – не намерен порадовать их своей смертью. Я гораздо крепче, чем им кажется, включая Эмму.
– Да, я уверена.
– И не так уж я стар. Это она делает из меня старика, обращается так, будто мне сто лет. Вот вы же меня не принимаете за старика?
– Конечно нет, – сказала Люси.
– И молодец. Вот поглядите.
Он показал на большой выцветший графический лист, висящий на стене. То было, как разглядела Люси, генеалогическое древо, с иными из имен выведенными так мелко, что без увеличительного стекла не разобрать. Зато горделиво выделялись крупными заглавными буквами имена самых далеких предков, с короной над каждым именем.
– От королей ведем род, – объяснил мистер Кракенторп. – По материнской линии то есть, не по отцовской. Отец был из простых. Из низов выбрался старик. Недолюбливал меня. Знал, что я выше его на голову. Я пошел в материнскую породу. С рожденья имел наклонность к искусству, классической скульптуре – отец ничего в этом не смыслил, старый дурень. Матери не помню – умерла, когда мне было два года. Последняя в своем роду. Имущество у них пошло с молотка, и она вышла за моего отца. Нет, обратите внимание, – и Эдуард Исповедник, и Этельред Неразумный – все они здесь. А ведь это еще до вторжения норманнов. До норманнов – это кое-что да значит, нет?