В 40 часов пополуночи
Шрифт:
На улице тянуло зябким, пронизывающим ветром, снега не было, летела лишь пыль вперемешку с обрывками жухлой листвы. Редкие прохожие шли непонятно куда и зачем. Мишаня спустился в метро, проломился через турникет, забыв даже, что захватил Светкин проездной.
На вокзале было необычно пустынно, небольшие люди стояли у каких-то автоматов, брали билеты. Мишане это было в новинку. Он никуда не ездил из города уже лет десять. Поискал глазами кассу.
Обнаружил в дальнем углу два окошка, в одном из них сидела ярко накрашенная тетка лет пятидесяти и трепалась с кем-то по телефону.
– Дай мне до Скрутово, один я. Мишаня был лаконичен с дамами, иногда именно это производило
– Дай, говорю, один до Скрутово, чмара! – Мишаня начинал терять терпение.
– Научись разговаривать, чмарек! Дама охотно поддержала семантику быстро развивающегося общения.
Мишаня втянул воздух, но спохватился. Билеты ведь у нее. Надо сначала билет получить, а там видно будет.
– Лады, каюсь, билет давай. Мишаня как мог, снизил градус межличностного напряжения.
– Тыща семьсот, – тетка поджала накрашенные губы, развернулась к клиенту как учили, с приклеенной улыбкой.
– Сколько ?! – Мишаня аж икнул от изумления. Последний раз, когда он ездил к себе в деревню, ему это обошлось в пятьсот рублей в оба конца. – Да вы тут берега потеряли совсем! Скотобаза, век воли не видать! Давай билет, заеда! И с этими словами Мишаня заехал кулаком в пластик, отделявший кассу от зала. Раздался треск, баба взвизгнула и откинулась кзади. Спинка изнуренного ее телесами утлого креслица треснула и она опрокинулась на спину, задрав кверху стянутые принтованными колготками мощные ножищи.
Мишаня понял, что билета ему придется ждать очень долго, когда к нему двинулись двое охранников в черной форме. Мужики оказались обычными прокуренными и пожилыми доходягами и даже не бывшими ментами, которых Мишаня чуял за версту. Они попытались остановить его по дороге к выходу, но через пару мгновений оба стояли на четвереньках, сплевывая розовую слюну и пытаясь вернуть себе дыхание. Мишаня быстро, но не бегом шел по длинному переходу в сторону вокзальной площади. Трое ментов появились в проеме у выхода. Он свернул за угол и, увидев дверь туалета, устремился прямо к окну. К его удаче, на нем не было решетки, подсел на подоконник, высадил плечом раму. Спрыгнул, метнулся назад. В этот момент в туалет вбежали менты. Мишаня тяжело, всеми своими ста двадцатью кило прижался к кафельной стене туалета за его входной дверью.
Мишаня не тренировался толком вот уже лет двадцать. Одно время после освобождения он еще надеялся на будущее в спорте, бегал, немного гонял вес, качался, плавал в пригородных прудах и вообще чувствовал себя отлично. Для спаррингов ходил в знакомый зал, боролся с молодыми парнями, иногда побеждал, иногда нет. Свои тогда 95 кг берег, старался придерживаться диеты какой-никакой. Впечатляющие внешние данные, размеры необходимых частей тела и легкий нрав позволил ему освоить непростую профессию альфонса. Его трудная молодость и флер испытаний, пройденных в исправительном учреждении, находили живой отклик в сердцах зрелых, одиноких и не очень, но всегда истосковавшихся по сильному мужскому телу городских дам.
Его кормили, одевали, развлекали, обучали самые разные женщины из самых разных сословий. Жена директора банка и преподавательница музыки, стареющая актриса и моложавая фитнес-тренер – все они жалели несбывшуюся звезду спорта, и от этого старались еще больше привязать к себе. Иногда женщины удивляли его своими фантазиями. Они позволяли делать с ними разные вещи, которые нельзя было пробовать с мужем, могли возникнуть подозрения. Иногда приводили своих подруг, чтобы проделывать все в дружной компании, расширяя опыт и знания интимной жизни в групповом формате. От него не требовали чего-то еще, кроме простого и безотказного животноводства. За это его и любили. Ведь чем больше заботы проявляет женщина, тем больше влюбляется в предмет своей заботы.
Годы шли, Мишаня валял дурака, от сытой и беспечной жизни толстел, добрел, терял мотивацию хоть к какому-то движению жизни. Он еще мог использовать свои связи у нужных женщин, чтобы получить хоть какое-то подобие работы, но не видел никакого в этом смысла. К сожалению, в нашей жизни однажды все хорошее заканчивается и начинается все плохое. И потом уже это плохое не заканчивается никогда. Все как-то сдулось, перспектива ушла, стали заедать долги и неустроенность. Мишаня стал терять кондиции, мужскую силу, стать и выносливость, стала падать его популярность у дам. Денег становилось меньше, а лет все больше. Вот и его конечная остановка – Светлана Петровна, Светка, и та позволила себе неуважение. Мишаня поэтому и решил ехать в деревню, очень было надо очиститься, освежиться, продумать все не спеша и найти в своей несуразной жизни хоть какой-то смысл. Сейчас ему было тяжело, прошел скорым шагом метров сто – и вот уже одышка, пот, сердцебиение.
– Надо завязывать с выпивкой, начинать пробежки, для начала легкий тренинг, что ли, – Мишаня стоял за дверью, пока к разбитому окну подбежали все трое молодыхментов. Двое высунулись на улицу, глядели в разные стороны. Третий стоял ближе к Мишане, возился с рацией.
– Не блокировали дверь, не проверили кабинки, эх, молодежь, -пренебрежительно подумал Мишаня. Пора!
Классическая, или греко-римская борьба отличается от множества других единоборств не только отсутствием ударов, подсечек и подножек. Но и тем, что развитие взрывной силы сочетается с особой техникой захватов и бросков. И главное отличие – отсутствие как таковых болевых приемов. В джиу-джитсу, самбо, дзю-до и других видах контактных спорта причинение боли – основной инструмент для создания контроля и фиксации\сдачи противника. Борец классического стиля должен захватом, или броском положить противника строго на лопатки, работа тонкая, а сила нужна огромная, ведь практически всегда противника надо поднять над землей. Нельзя ничего ломать, выдавливать, выкручивать и душить. Поэтому борцы этого стиля люди добрые и снисходительные в душе, стремящиеся к истинной красоте и гармонии, а не к разрушительному насилию.
Вот так, по-доброму, без лишней боли и шума Мишаня перевернул ближнего мента вниз головой, вытряс одним движением из него пистолет и дубинку, вдавил в стену некрепким стриженым затылком. Двух других аккуратно направил вперед головами на тротуар. Вышел из туалета и побежал назад, через зал ожидания. Услышал чей-то визг, по дороге снова приложил двух охранников друг о друга. На платформе было пусто. Поезд, видимо, недавно отошел, а жаль. Мишаня взбежал на переходный мост, достиг сетчатой ограды у последней платформы, перекинул свое уже изрядно уставшее тело и рухнул с трехметровой высоты на землю.
Не поднимаясь в полный рост, он увидел, как на площадку перед платформами выехал уазик, а потом и микроавтобус. Оттуда посыпались человек десять-двенадцать, некоторые с автоматами.
– Ага, шоу начинается,– Мишаня сразу весь подобрался и наконец, стал входить в то ресурсное состояние, которое было так знакомо и близко ему по схваткам на ковре. До этого была просто разминка, разогрев с пробежкой, имитацией движений, постановкой дыхалки. Лег на спину и бросил взгляд в небо, возможно, в последний раз.