В аду Сталинграда. Кровавый кошмар Вермахта
Шрифт:
Больше ничего не происходило, но он меня впечатлил, явно говоря от чистого сердца. Бек еще собирал свою красно-бело-красную группу и кооперировался с хорватами, которые теперь были враждебны нам, немцам. Хорваты до самого конца бились на нашей стороне как хорошие солдаты. Люди с Балкан непредсказуемы. Большинство австрийских пленных чувствовали себя немцами. Но все может быстро перемениться, ведь они сорвали орла и свастику со своих мундиров и заменили их красно-бело-красными кокардами. Наверное, люди вроде Бека поспешили воткнуть серп и молот в когти австрийского геральдического орла.
Нет, финал битвы 6-й армии в Сталинграде не был героическим.
Когда мы вышли из лощины мимо часовых, для нас была готова еда — горсточка пшенных зерен, из которой здесь ничего нельзя было сделать. В конце концов мы жевали сухие зерна. Нам полагался и бульонный кубик, но его нельзя было разгрызть. Во время следующего привала мы попытались разжечь костер из степной травы, чтобы в котелках сварить кубик в растопленном снеге. Это было воистину безнадежное занятие. На открытой снежной местности травинки с трудом загорались и давали очень мало тепла. Когда мы попытались поджечь лежащие тут и там автопокрышки, конвоиры нас остановили и погнали дальше, не дав ничего сварить. Мы попытались проглотить теплую воду с наполовину растворившимся кубиком. Жажду пришлось утолять снегом.
Колонна весь день шла через снег. Время от времени я слышал в хвосте колонны уже привычные выстрелы. Следующая ночь тоже прошла в снегу, и на следующий день мы продолжили путь на голодный желудок. Мои консервы и пайковые сухари были давно съедены.
Пока мы шли по вытянувшейся вдоль дороги деревушке с ветхими хижинами, мы встретились с гостеприимством местных. Нас оскорбляли на неразборчивом языке. Многие хотели плюнуть на нас, но не осмеливались подойти достаточно близко. Это был парад жалких развалин — никто, глядя на нас, не мог представить, что всего несколько недель назад мы были мощной армией, которая внушала русским ужас. Мы шли без отдыха всю третью ночь. Мои силы были на исходе. Я подумал, что при таких обстоятельствах я долго не протяну.
Я разговорился с тремя незнакомцами из колонны. Нам нужно отдохнуть и поспать, неважно как. Эта мысль не выходила у нас из головы. Мы хотели попытаться сбежать с этого марша страдальцев. Ночь была очень темная, и падал легкий снег. Днем мы проходили старые заброшенные позиции. Вся местность должна была быть покрыта такими траншеями и блиндажами, — наверное, оставшимися от сентябрьских боев. Мы решили сбежать вбок и поискать нору, чтобы поспать. Мы не могли идти вечно, скоро мы отстанем, может быть, упадем — и нас пристрелят.
Вместе мы резко свернули влево и ушли в темноту. Со стороны оставленной колонны кто-то покричал. Либо русские ничего не заметили, либо им было все равно. Как бы то ни было, ничего не случилось. Мы вчетвером шли по снегу, доходившему до колен, а потом наткнулись на систему траншей. Мы нашли перекрытую щель, где, наверное, был пост телефонистов. Там лежали обрывки телефонного кабеля и забытый стержень заземления.
В отдалении, на дороге, по которой мы брели как стадо, были видны огни фар. Мы натянули поперек входа плащ-палатку и сбились под одеялами поплотнее, чтобы согреть друг друга. Это была сравнительно терпимая ночь, беспокоил лишь грызущий нас голод.
На следующий день мы осмотрелись. На дороге продолжалось движение. Мы почувствовали себя свободными и хотели найти дорогу обратно к немецким позициям. Где они сейчас? Где-то на западе. Куда еще мы могли пойти? Мы набрали досок и развели костер, чтобы обогреться и растопить снег в котелках. Он прогнал жажду и отчасти наполнил наши голодные желудки. Мы решили двигаться, когда стемнеет. Весь день мы спали.
Когда в темноте мы начали движение, вскоре, оказавшись в глубоком снегу, мы отказались от этой идеи. Марш по пересеченной местности не обещал ничего хорошего. Для этого требовалось много сил, которых у нас не было. Измученные, мы вернулись в свою нору.
И что теперь? Нам нужно будет найти способ вернуться в плен. Когда наступил новый день, мы вернулись на дорогу и пошли по обочине в сторону запада. Движение в обе стороны было оживленным. Никто не обращал внимания на наши жалкие фигуры. Наконец мы дошли до фермы, вокруг которой было множество русских. От полевой кухни доносился аромат супа, который собирались разливать. Ставились большие палатки, в них были видны охапки сена. Никто не обращал на нас никакого внимания. Наконец мы встали в очередь за едой. Уже собираясь наполнить наши котелки, повар опознал в нас немцев и отогнал нас прочь. Мы вошли в одну из палаток и сели на сено. Палатка была полна легкораненых, лежащих и стоящих на ногах. Сначала нас опять оставили в покое. Потом стали раздавать еду, и мы опять протянули котелки — и нас опять прогнали, но на этот раз позвали офицера.
Я не понимал из разговора ни слова. Кажется, нас не убьют. Они не были настроены враждебно, только не собирались давать нам никакой еды. Нас заперли в темном погребе, который, наверное, служил хранилищем продуктов. Когда глаза привыкли к темноте, мы стали искать, чего бы съесть.
Наверное, через час нас вывели из погреба и сунули в открытый кузов грузовика. Он куда-то повез нас. Ехать всегда лучше, чем идти, думали мы. В кузове было много мешков из коричневой бумаги. В кармане камуфляжных штанов у меня был небольшой перочинный нож. Я осторожно подпорол шов на одном мешке. В нем был уже знакомый сушеный хлеб. Мы жадно вгрызлись в него.
Набив желудки, мы наполнили карманы и ранцы. Открытый мешок спрятали среди прочих. Нужно было делать все осторожно, потому что из кабины грузовика на нас поглядывали. Мы боялись, что нас застигнут на краже. Когда грузовик ехал вдоль бесконечной колонны пленных, мы решили спрыгнуть и присоединиться к колонне. По одному мы соскользнули с грузовика, приземлившись среди пленных, встали на ноги и исчезли в толпе. Мы больше никогда не видели друг друга. Интерлюдия на этом закончилась.
Я был в плену — и на этот раз к добру. Я ничего не потерял своим побегом, но мой живот был полон, я отоспался и даже набрал запас хлеба. Теперь с большим оптимизмом, чем раньше я шел навстречу неизвестной участи…
Постскриптум
Жизнь Вюстера после Сталинграда
Колонна Вюстера шла на север, к лагерю военнопленных во Фролове. Там Вюстер снова встретил нескольких своих солдат, включая унтер-офицера Фритце, подбившего советский танк 30 января, но тот представлял жалкое зрелище: он лежал на земле в куче своих испражнений. Голод и болезни свирепствовали среди солдат и унесли многих. С приходом весны условия изменились ненамного: на советский праздник Первого мая даже была дополнительная раздача хлеба. Вскоре после этого офицеров отделили и посадили на поезд, идущий на север. После долгого пути с частыми остановками, чтобы пропустить военные эшелоны, пленных выгрузили и посадили на корабль на Волге. Через несколько дней они попали в свой новый дом — Елабугу. Новичкам из Фролова в одном отношении повезло — эпидемия тифа, прошедшая по Елабуге и унесшая сотни жизней, окончилась незадолго до их появления.