В аду Сталинграда. Кровавый кошмар Вермахта
Шрифт:
10 мая 1942
Завтрашней ночью нас должны сменить и перевести в пределах расположения дивизии дальше на юг.
11 мая 1942
Русские долбят по нашему сектору с самого рассвета. Что-то будет! Мы, в общем, рады к вечеру убраться отсюда, потому что сидим на самом острие полосы, выдающейся в глубь русских позиций.
12 мая 1942
Вчера в 22.00 нас сменили части 294-й пехотной дивизии, и мы ехали всю ночь. Это уже третья бессонная ночь. Днем мы ничего или почти ничего не ели. Вечером продолжится марш на Харьков.
13
Тревога вчера в полдень! Русские прорвались при мощной танковой поддержке. Наша сменяющая группа попала в плен или в панике разбежалась. На пять часов позже — и на их месте могли бы оказаться мы. После обеда мы вышли на позиции за Петровской, и батарея стреляла по двум приближающимся русским танкам, прямой наводкой, дистанция около 600 метров. Но без пехотного прикрытия ничего нельзя сделать, так что мы собираемся и отходим назад. Ночью замешательство достигло предела — русские танки ползли по холмам справа и слева от нас. «Победоносный отход» до рассвета, потом на огневые позиции, группа управления командира батареи в 200 метрах по фронту. Никакой пехоты насколько можно бросить взгляд, только пехотинцы группами по трое-четверо, бредущие в тыл. Это из двести девяносто четвертой!
Вызвали в батальон для получения приказов, приказы не готовы, вот и сижу и пишу.
14 мая 1942
Положение улучшилось! Справа от нас в дыру брошены части 23-й танковой дивизии, слева пробивается пехота. Наши бравые помощники зарываются в землю прямо перед батареей. Наши «Штуки» долбят по русским практически без остановки до самого заката. Ближе к вечеру Иван устроил тяжелый ракетно-артиллерийский обстрел.
15 мая 1942
«Штука» за «Штукой»! Положение не изменилось. Письмо от брата Хайнца.
16 мая 1942
Перед рассветом — смена позиции перед фронтом. Война снова стала приятной. Наш наблюдательный пункт стоит на краю поля, окруженный убитыми в предыдущие дни. Танки наступают справа и слева, с ними панцергренадеры. Грудь раздувается от гордости, когда видишь, что мы еще можем!
В полдень наша кампфгруппа Бем собирается у Веселого, вся картина напоминает маневры. К ночи отрыты огневые позиции в отбитой Петровской. Ночью, бегая связным в батальон, на обратном пути выскочил на незнакомую местность и несколько раз выходил к передовой линии. Добрался до наблюдательного пункта только к рассвету.
17 мая 1942
День матери! Первый раз ведем плотный заградительный огонь. В полдень получил отпуск на два дня, и меня отвезли на позиции передков. Подошвы ног — сплошные пузыри мозолей.
18 мая 1942
Чудесный отдых. Наконец пришла почта. Неожиданно ужасное завершение вечера — товарищ, который на два дня сменил меня на наблюдательном пункте, получил смертельное ранение в голову в том самом окопе, в котором я до того ночевал. Может быть, со мной произошло то же самое — особенно если учесть, что два других товарища на НП были ранены. Сцена, которую я позавчера видел, не скоро забудется: пехотинцы хоронили своих павших за предыдущий день. Единственное, что хорошо — что родственники не увидят этого и не узнают, как мертвых уродует железо и, в первую очередь, жаркое солнце. Прискорбно.
19 мая 1942
То же, что вчера — русские атакуют с ураганным огнем и танками. Иван хочет пробиться в Харьков! Мы держимся. Все стихает к полудню. Только шум танков слева. Чуть позже вернусь на передовую на наблюдательный пункт.
Из дневника Ганса-Георга Кольба, 3-я батарея 171-го артиллерийского полка
15 июня 1942
На Бурлуке. Добрых две недели не писал в дневнике. Он оставался в седельной сумке в обозе, — и, в любом случае, в эти дни мало что происходило. 2 июня обер-лейтенант Герт пристегнул на мой китель Железный крест второго класса «в признание действий в дни отхода и последующего контрнаступления». Радость для меня и много презрения со стороны старых обер-ефрейторов.
В 02.00 10 июня началась наша атака под Николаевкой, с такой концентрацией артиллерии, какой я никогда не видел. Гаубицы, пушки, минометы — всего 24 батареи в секторе дивизии — дали инфернальный концерт, бивший по нервам. А потом над нашими головами ревели бесчисленные бомбардировщики, «штуки» и истребители. Русские охотно побежали, и мы без труда продвинулись на 20 км. Вечером, во время переправы, подо мной потонул понтон, который неправильно нагрузили связисты, и мне пришлось плыть до берега и тащить за собой лошадь. После ночного ливня я лежал мокрый насквозь под открытым небом в грязной траншее, ругаясь сквозь зубы. Привычный совет «сушить одежду на себе» не работал — дождь продолжал идти.
11 июня был дождь, еще дождь и снова дождь.
12 июня было получше. Утром мы добыли яйца, хлеб и две курицы, вечером передвинулись на новый наблюдательный пункт перед Смоловкой, где и размещаемся до сего дня.
17 июня 1942
Шесть дней никакой почты. Не сменяли весь день, два часа на стереотрубе ночью, днем 3–4 раза бегал связным в батальон. Иван от нас в 800 метрах — окапывается, но тихо.
18 июня 1942
Русская артиллерия пристреливается по местности. Получил две посылки от матери Хельги.
19 июня 1942
«Дождь идет, мы лежим в палатках». До сих пор никакой почты. «Терпи» — слово, которое я уже не рад слышать.
21 июня 1942
Сегодня у нас есть все — пайки, жалование, марки авиапочты и… почта! Два письма от Хельги и две открытки из Рейхсфюреринненшуле (школы Лиги германских девушек) в Бойдене. Завтра с раннего утра должно прийти еще.
22 июня 1942
Все началось ровно год назад, великие победы — но уж точно недостаточно великие. Самые трудные дни еще впереди.
В 02.00 атакует пехота: взяты Смоловка, Ленинка и Крайдиянка. Примерно в 10.00 смена позиции в сторону фронта, положение слева неясно. После обеда мы оказались на самом острие удара пехоты, с группой управления командира батареи. Командир позволил нам для развлечения пострелять по нескольким русским, но только пока они не стали зарываться в землю, прямо руками. Несколько недолетов, позор! Вечером наблюдательный пункт на высоте 194,8.
23 июня 1942
Дождь и грязь, смена позиции в сторону фронта в 16.00.