В альковах королей
Шрифт:
Лето было в полном разгаре, когда король решил, что переезд в Понтуаз пойдет всем на пользу. Но самое главное – Людовик отлично знал все потайные места старого замка, где прошло его детство. Особенно ему нравилась одна винтовая лестница, проходящая в толще стены, о которой он вдруг вспомнил…
Король оказался прав – в Понтуазе жизнь наладилась, все чувствовали себя прекрасно. Бланка Кастильская напрасно выслеживала молодых в покоях и коридорах, обыскивала кусты в саду и все чаще заходила то к невестке, то к сыну. Ей ни разу не удалось застать супругов наедине.
А
Понтуаз не отличался ни красотой, ни уютом, но Людовик и Маргарита были здесь впервые по-настоящему счастливы. Чтобы уберечь себя и жену от неожиданных визитов королевы, Людовик – под предлогом того, что покоям его и Маргариты не хватает торжественности, – поставил у дверей привратников. Эти неприступные и суровые люди были вооружены жезлами. Один удар такого жезла в дверь – и Людовик, а также Маргарита узнавали о том, что к ним спешит королева-мать. Один из молодых супругов укрывался на потайной лестнице, а второй с радостной улыбкой встречал Бланку Кастильскую.
Королева-мать была далека от того, чтобы подозревать Людовика в столь изощренной ловкости. Не встречая больше в темных закоулках сына с супругой, она пришла к выводу, что любовный пыл молодых наконец угас. И это ее очень обрадовало.
Таким образом потайная лестница, несмотря на паутину и темноту, стала для Людовика и Маргариты уголком рая на земле. Но всему хорошему когда-нибудь приходит конец: о том, чтобы провести зиму в Понтуазе, не могло быть и речи. Наступило время вернуться в Париж.
Несчастные влюбленные пытались возобновить игру в прятки в длинных и холодных, продуваемых сквозняками коридорах Лувра, но очень скоро попались на глаза Бланке Кастильской: она нашла их, прижавшихся друг к другу, в нише, прикрытой гобеленом.
Привыкнув в Понтуазе к «порядочности» сына, Бланка от неожиданности лишилась дара речи. Но только на мгновение. Придя в себя, она устроила сыну и невестке невероятную по грубости сцену. Когда поток бранных слов наконец иссяк, перепуганный Людовик увидел, что его молодая жена лишилась чувств. И тогда впервые он восстал против матери.
– Я – король, – заявил он тоном, не терпящим возражений, – а вы забываете о том, как надо держать себя с государем!
Эти слова не оставляли сомнений в том, что юноша превратился в мужчину – доброго и нежного, но умеющего постоять за себя, и Бланка это сразу поняла. Правда, Людовик тут же перевел разговор на другое, и буря пронеслась мимо, но королева-мать по-прежнему упорно отравляла невестке жизнь.
И вскоре Маргарита – перепуганная, сломленная переживаниями – неожиданно слегла, простудившись на сквозняке. Людовик от беспокойства не мог найти себе места. Бланка же, воспользовавшись обстоятельствами, запретила сыну навещать жену под предлогом заразы. Как всегда, она посоветовала королю молиться, что, по ее словам, больше поможет больной, чем визиты супруга.
Людовик молиться не забывал, но все-таки пребывал в постоянной тревоге. И однажды вечером, решив пренебречь материнским запретом, он устремился
– Выйдите вон! – грубо приказала она. – Вам здесь не место!
Маргарита расплакалась.
– Ах, мадам, вы не разрешаете моему супругу видеть меня ни живой ни мертвой!.. – проговорила она и потеряла сознание. С большим трудом придворные медики привели ее в чувство.
Бланка едва ли не силой увела сына в свои апартаменты и стала читать ему мораль:
– Вы должны наконец понять, что брак имеет лишь одну, причем вполне определенную цель: зачатие и рождение наследников. Королевское ложе не может быть местом любовных утех, которые не только греховны, но и отнимают время, отвлекая вас от государственных дел.
С тех пор никто больше не видел, чтобы Людовик пытался украдкой поцеловать свою жену.
После этого весьма неприятного случая, о котором вскоре поползли самые разнообразные слухи, об отношении Бланки к Маргарите заговорил весь Лувр. Многим строгость матери казалась чрезмерной; придворные не одобряли поведения королевы, догадываясь о его причинах, и больше не скрывали своего негодования. О Бланке Кастильской отзывались весьма и весьма нелестно.
– Она боится, как бы молодая королева не очаровала нашего милого короля!.. – судачили по углам фрейлины королевы-матери, жалея Маргариту.
– Прежде всего она опасается, – утверждали те, кто хорошо знал Бланку, – что королева Маргарита завоюет всеобщее уважение и станет вмешиваться в государственные дела…
И они были совершенно правы.
Больше всего Бланка боялась потерять власть. И ее опасения не были безосновательны – она понимала, что вскоре ей придется отступить.
Однако только после 25 апреля 1236 года, дня, когда закончилось регентство Бланки Кастильской, король и королева Франции смогли всерьез заняться делом продолжения рода. В этом они, безусловно, преуспели. У них родилось одиннадцать детей, восемь из которых остались в живых.
Дети Людовика и Маргариты стали родоначальниками не только самых известных французских домов – Валуа, Бурбонов и герцогов Орлеанских, но и предками едва ли не всех династий Европы…
Ночь рекордов. Цезарь Борджиа
– Дабы вынести справедливый вердикт, – громко и четко произнес кардинал Люксембургский, – мы настаиваем на том, чтобы королева была подвергнута телесному осмотру, что позволит установить, является ли она девственницей, как то утверждает король. Провести осмотр мы поручим уважаемым матронам и медикам.
На этот раз Жанна не смогла сдержать своего возмущения. Она решительно заявила, что никогда не отдаст себя на подобное поругание. Обернувшись к Людови ку XII, которого она считала неспособным на клятвопреступление, королева сказала:
– Этот осмотр вовсе не нужен, и я не желаю иного судьи, кроме короля, моего супруга и господина. Если он клятвенно заверит, что все обвинения истинны, я не стану оспаривать его слова…
Но Жанна зря надеялась на порядочность и справедливость государя. Не думая ни секунды, король положил руку на Евангелие и поклялся, что Жанна никогда в действительности не была его женой.