В альковах королей
Шрифт:
Оказавшись лицом к лицу, братья смерили друг друга злобными взглядами. Первым не выдержал Педро: выхватив кинжал, он кинулся на Энрике и повалил его на землю.
Желая прекратить драку, рыцари бросились было разнимать катавшихся в пыли смертельных врагов, но дю Гесклен жестом остановил их.
– Не вмешивайтесь! Пусть рассудит господь! – изрек предводитель французов.
Божие провосудие вскоре свершилось. Педро остался лежать на земле с перерезанным горлом, и его кровь медленно впитывалась в песок. Энрике Трастамар, будущий король Кастилии, шатаясь, поднялся на ноги. Он отомстил за смерть
В Испании до сих пор помнят это кровавое правление. И спорят: кто же все-таки был более жесток – Педро I или Энрике II Трастамар, который тоже стал деспотом и убийцей.
Чудовищная ночь. Мария-Луиза Орлеанская и король Испании Карл II
С некоторых пор стало традицией скреплять мирные договоры не только печатями и подписями государей и первых министров, но еще и брачными союзами. Не был исключением и договор, положивший конец войне в Голландии. Заключенный в Нимвегене 17 сентября 1678 года между Францией и Испанией, договор этот должен был стать началом семейной жизни Карла II Испанского и…
– Кого, ну кого я могу выдать за него замуж? – вслух размышлял Людовик XIV, у которого не было дочери на выданье. – Карлу почти семнадцать, и он вполне может жениться… Хотя выглядит этот король… Он может напугать кого угодно, не то что молоденькую девушку. Но что делать, что делать?..
Беспокойно вышагивая из угла в угол, Людовик перебирал в памяти имена всех принцесс, которые могли бы претендовать на испанский престол. Король старался не думать о своей племяннице Марии-Луизе Орлеанской, но в конце концов вынужден был признать, что дочь его брата Филиппа и Генриетты Английской лучше других подходит на роль королевы Испании.
Французский монарх очень любил свою племянницу и, разумеется, желал ей только добра. На то, как считали многие, имелась причина… При дворе еще помнили о том, как Генриетта Английская бросилась в объятия Людовика едва ли не на следующий день после свадьбы с его братом. Не была ли Мария-Луиза плодом этой страсти?.. Именно так придворные толковали нежную привязанность короля к племяннице.
Марии-Луизе Орлеанской, грациозной брюнетке с восхитительными густыми волосами, огромными карими глазами, свежими алыми губками и прелестными ямочками на щеках, только-только исполнилось шестнадцать. От матери она унаследовала лицо цвета камелии и решительный характер, от отца же – кто бы им ни был! – благородную стать, в которой никто не отказывал ни королю, ни его брату.
– Что же делать? Впрочем… – сказал вдруг Людовик, вспомнив недавний разговор со своей любовницей госпожой де Ментенон. Речь тогда шла о браке дофина. – До чего же умна эта женщина! – воскликнул король и отправился в апартаменты своей дамы сердца.
– Друг мой, – проговорила она, внимательно выслушав Людовика, – это не менее важное государственное дело, чем женитьба наследника престола. Вы уже разговаривали с отцом принцессы?
– С отцом?.. – Король изумленно посмотрел на госпожу де Ментенон. – Ах да, с отцом… Нет, еще нет…
Людовик
– Вы же знаете, дорогая, как я люблю Марию-Луизу… Она мне почти как дочь. А этот Карл… Да он же настоящий урод! – теряя самообладание, вскричал король.
– Сир, успокойтесь, прошу вас, – тихо произнесла госпожа де Ментенон, присела рядом и ободряюще пожала руку Людовику. – Вы же знаете, что ужасная внешность и расстроенное здоровье испанского монарха – результат кровосмесительных браков восьми поколений…
– Разумеется, знаю, – кивнул совершенно расстроенный король, – но от этого нам не легче. Про него такое говорят! С ним случаются припадки, когда его так трясет, что он замертво валится на пол. Его прозвали Околдованным, и уже не раз из Карла изгоняли бесов. Король Испании отмечен печатью дьявола!
– Друг мой, вы же понимаете, – не выпуская руки короля из своей нежной ладони, повторила его любовница, – что это всего лишь болезнь. А люди есть люди – они любят сплетничать, особенно насчет своих повелителей…
– Но про него говорят, что он… – Людовик запнулся. Помолчав немного, он выпалил: – Говорят, что он не мужчина!
– И все же, Ваше Величество, вам придется поговорить с герцогом Орлеанским. Ничего не поделаешь, интересы государства превыше всего, – с сочувствием глядя на своего венценосного возлюбленного, сказала госпожа де Ментенон.
– Вы совершенно правы, дорогая, как, впрочем, и всегда, – вздохнул Людовик, поднимаясь с кушетки. – Надо уведомить Филиппа о нашем решении.
Нетрудно догадаться, что Филипп Орлеанский, выслушав брата, отнюдь не пришел в восторг. Он предпочел бы, чтобы его дочь вышла замуж за дофина, в которого, кстати, она была влюблена. Девушки в ее возрасте часто влюбляются в своих кузенов, но сын Людовика XIV не обращал на Марию-Луизу никакого внимания. По правде говоря, этот медлительный, задумчивый молодой человек ценил в женщинах ум, а не красоту, поэтому он вовсе не интересовался своей хорошенькой кузиной. Однако девушка на недостаток поклонников пожаловаться не могла. Взять хотя бы принца Конти, который не сводил с нее глаз…
– Судя по портрету, – заметил Филипп Орлеанский, – король Карл с его вытянутым бледным лицом, толстой нижней губой и парой волосков на макушке не слишком привлекательный мужчина…
– А так как это парадный портрет, – вмешалась в разговор Елизавета-Шарлотта, вторая жена герцога Орлеанского и мачеха юной Марии-Луизы, – то на самом деле Карл наверняка еще уродливее!
Лизелотта всегда была откровенна и не стеснялась высказывать свое мнение даже в присутствии Людовика XIV, которого она с давних пор тайно любила.
– Но он правит вторым по величине королевством в христианском мире! – напомнил Людовик, по праву ставя Францию на первое место. – А красив он или нет, особого значения не имеет.
– Имеет, – возразила Елизавета-Шарлотта, – ведь в постель ложишься с королем, а не с короной!
Людовик XIV понимал, что Лизелотта по-своему права, но сознавал также, что если его племянница окажется на испанском троне, то он, король Франции, сможет влиять на этого выродившегося Габсбурга. Брак Марии-Луизы – дело государственной важности, и спорить тут было не о чем.