В Америку и обратно
Шрифт:
На следующий день, в субботу 30 мая, Центральный комитет партии и редакции «Юстиции» устроили большой вечер в честь команды «Вацлава Воровского» «с участием самой команды», как сообщалось в афише. В этой же афише сообщалось о том, что будет «совершенно нравственный спектакль».
Часов с четырех дня все на «Воровском» приводили себя в порядок. Когда часов в семь мы отправились на празднество, вид у нас был необычайно блестящий, и совершенно светский — так приоделась вся наша компания. Тут, между прочим, я отмечу факт, мало известный людям, не имеющим связи с моряками. Обычно считают моряка необычайным пьяницей, забулдыгой, вечно грязным. Это в корне неверный взгляд. Правда, трезвенники среди моряков не в почете, пьют почти все; но пьяный — это явление сравнительно редкое. С наибольшим уважением относятся к тому, кто пьет, но не становится пьян. За одеждой своей моряки очень следят. Каждый имеет по два-три костюма. Когда идут на берег, то одеваются так, как редко могут у нас одеваться врачи или инженеры, не говоря уже о рабочих. В отношении одежды русские моряки (особенно балтийцы) выделяются по сравнению с немецкими и английскими моряками.
Итак, можно себе представить, как оделась команда. в этот день, когда шла на праздник, устроенный в ее честь, если и обычно столько внимания уделялось одежде.
Около получаса езды на трамвае — и мы входим в театр. Это один из лучших театров Монтевидео. Большой, нарядный, находящийся в центре города, он всегда привлекает к себе публику, а в этот вечер, когда в зале можно было увидеть «настоящих русских большевиков», конечно, театр был полон.
Когда мы уселись на предназначенные для нас места — первый ряд кресел первого яруса — оркестр заиграл «Интернационал», а публика стала аплодировать. Но в этот вечер среди публики, состоявшей главным образом из состоятельных жителей центра, не чувствовалось такой горячей симпатии к нам, какую мы видели после, когда вечера устраивались в дрянном, холодном, грязном, некрасивом театре «Портеньо», в портовом районе. Тут были зрители, хоть и с симпатией и благожелательно относящиеся к нам, но все же только зрители, а там мы были среди друзей, среди товарищей.
Испанская часть программы, состоявшая из двух пьесок и речи одного из уругвайских коммунистов о значении нашего приезда, была принята публикой тепло, но не горячо, а нами совсем холодно, так как мы ни слова не поняли. Но тем горячее было принято выступление нашего пароходного струнного оркестра, игравшего различные русские песни. С этого вечера русский оркестр стал любимым участником всех вечеров, устраивавшихся во время нашего пребывания компартией Уругвая.
Около часу ночи усталые, но довольные, вернулись мы домой. Но нам не пришлось как следует выспаться: следующий день был, так сказать, «гала-спектакль» в нашу честь.
С утра на пароходе толпилась публика. Было воскресенье, так что все занятые в будние дни спешили удовлетворить свое любопытство в этот день. Около девяти часов утра к пароходу подъехало 11 таксомоторов, любезно предоставленных бесплатно в наше распоряжение для прогулки по городу их владельцами, являющимися одновременно и шофферами, членами профсоюза шофферов. Хлопоты, уговоры, кто с кем поедет, прощание с остающимися вахтенными, и в половине десятого мы уезжаем.
Вначале мы едем да старым улицам города. Узкие, темные, в которых все окна в нижних этажах закрыты железными решотками, все дома с плоскими крышами, на которых устроены сады; они кажутся такими странными, отжившими свой век. Эти улицы настолько узки, что трамвай не может итти по ним в две линии, поэтому в одну сторону он идет по одной улице, а возвращается по другой.
Мы выезжаем в новую часть города. Большие широкие улицы, зеркальные окна в домах. На улицах масса зелени. Улицы эти напоминают улицы Вены, такие же широкие, и так же много на них зелени. Потом мы осматриваем пляж для купанья, которым славится Монтевидео. На несколько минут заходим в чудесный парк.
Но уже около двенадцати. Пора ехать на б а н к е т. Это не описка и не обмолвка; действительно монтевидеоский «Комитет для чествования красных моряков» устраивает сегодня в 12 часов дня банкет для всех свободных моряков «Воровского». Нас около 40 человек. За исключением двух-трех из нас, остальные знают о том, что такое банкет, только по наслышке. Немудрено, что с некоторым трепетом мы подъезжаем к воротам нашего «тезки» — клуба Воровского, где устраивается банкет. Но уже несколько минут, проведенных нами там, быстро успокаивают нас. Все кушанья готовятся на открытом воздухе, во дворе. Повара и поварихи, гости и мы, «герои», в честь которых устраивается банкет, ходим вместе между кострами, смотрим, как приготовляются блюда и тщетно пытаемся говорить по-испански. Как и принято в Уругвае, нас тут же угощают «матэ». Чаю тут почти не пьют. «Матэ» заменяет его. Какую-то мелкокрошеную траву, по виду похожую на табак, насыпают в пустую, разрисованную снаружи тыкву, наливают туда же горячей воды и пьют из металлической трубочки, в которой на нижнем конце, прикреплено ситечко, чтобы трава не проникала в трубку. По запаху «матэ» напоминает распаренный веник, а по вкусу — настойку из березовых листьев.
Наконец, почти все осилили это «матэ», кушанья были готовы, и мы отправились в зал. На банкете было человек 150, из них наших около 40 человек, а остальные уругвайцы. Стали подавать кушанья, и одновременно начались речи. После нескольких речей Центральному комитету компартии Уругвая был преподнесен от коллектива парохода плакат с надписью: «Да здравствует Союз Советских Социалистических Республик Мира!» Подарок этот, как символ единения нашего с коммунистами Уругвая, произвел большое впечатление на присутствовавших.
Часов до четырех продолжался банкет, а потом все мы отправились пешком в «Casa del Pueblo» (Народный дом). Там шли танцы. Молодежь встретила нас чудесно, и не прошло пяти минут, как все, кто хоть немного умел танцовать, танцовали во-всю.
Только к девяти часам вечера вернулись мы на судно и узнали, что весь день на «Воровском» было очень много посетителей.
Если описать день за днем наше пребывание в Монтевидео, то выйдет толстая книга. В дальнейшем описании я остановлюсь только на нескольких, наиболее интересных событиях.
В одно из первых воскресений, проведенных нами в Монтевидео, мы поехали на Серру. Серра — рабочая часть города. Она, как и консервные, крупнейшие в стране заводы, расположена на другой стороне заливчика, клином входящего в Монтевидео. Ехать туда можно двумя путями: или на трамвае через весь город или напрямик на пароходике. Мы поехали на пароходике. На пристани Серры нас уже ждали рабочие. Мы пошли с ними посмотреть, как они живут. Широкие необычайно грязные ухабистые немощеные улицы. Называются они по именам стран: есть Египетская улица, Турецкая улица, Австрийская улица и т. д. Нашли мы там и Русскую улицу, но, надо прайду сказать, это была самая грязная из всех, виденных нами.
Рабочие, шедшие с нами, рассказывали про свою жизнь. Масса безработных, потому что консервные заводы, являющиеся крупнейшими промышленными предприятиями в стране, сокращают работу. Жалованье очень низкое: 1 пезу 50 центов — 1 пезу 70 центов в день (пезу равняется доллару). При тамошней дороговизне это еле-еле достигает прожиточного минимума. Семьи большие, почти все запутались в долгах. К хозяевам приходится подлаживаться, так как по уругвайским законам хозяин может в любой момент уволить рабочего без объяснения причин, не заплатив ему ничего вперед. Многие из безработных ужасно бедствуют, иные не едят досыта даже хлеба. Но буржуазные газеты замалчивают то, что творится на Серре, коммунистическая же «Justicia» хотя и пишет об этом, но она слишком еще слаба для того, чтобы разбудить спящее общественное мнение.
Мы видели дома, в которых живут граждане Уругвая — «самой демократической из всех американских республик», как с гордостью рекомендует свое отечество буржуазная пресса. Мне приходилось видеть, как в тесноте, при невероятном перенаселении Москвы, живут теперь рабочие на ее окраинах; мне приходилось видеть наши крестьянские избы, о которых иностранцы говорили, что они «отражают собою культурный уровень народа», но такого ужаса, как эти уругвайские дома, я никогда не видел и не представлял себе ничего подобного. Три четверти домов сделаны из сложенных пустых четыреугольных бидонов из-под керосина. Дома длиною и шириною по 11/2—2 сажени. Об электричестве и водопроводе не приходится и говорить. Естественные потребности удовлетворяют тут же, подле дома, на открытом воздухе. Спят на земле. И это ни в ком не возбуждает возмущения или сознания, что это ужасно. Все это считают нормальным правительство и парламент «демократичнейшей из американских республик».