В августе 93-го
Шрифт:
– Не дёргайся. Въебёшься.
Ровный, механический голос, лишённый интонаций, как у металлического хрена из забугорного кина. Сигарета, словно прилипшая в углу рта, светлые почти белые глаза. Пустой, ничего не выражающий взгляд как у соседского стаффора. Но это ж человек вроде?! Хотя… Какой из него человек к чёрту! Он же реально в дурке сидел, как из Афгана вернулся, от него все наши подальше держаться стараются. Даже пахан наш и то. Вида не показывать старается, только всё равно ж заметно.
– А сам за руль не хочешь? Раз такой умный?
Вот сейчас меня прямо тут кончат,
– У меня прав нет. Отобрали. Они с аминазином не сочетаются.
Снова тот же хриплый, надломленный голос, без малейшего следа эмоций. Как? Спустил? Даже разок не впаял? Да он за меньшее мудохал так, что оппонент в лёжку. Ну точно сегодня день сюрпризов. Крайне поганых сюрпризов, надо сказать.
Да гори оно всё синим пламенем. Жить! Блять, как же жить то хочется! Но вот если я сейчас развернусь, то жить мне не светит. Коляныч прощать не умеет, вернее прощает он только тем – кому сам должен. Мутная тварь, но он сейчас для меня в роли капитана, первый после дьявола. Ему пальчиками забитыми щёлкнуть, а мне звездец, масштабы которого только от этой зонной падлы зависят. На стрелке если и грохнут, есть шанс, что быстро откинешься, а вот так… Умолять будешь чтоб добили. Да и не дадут мне свернуть, сидит вон сука, пялится глазками стеклянными. Ненавижу! Всё ненавижу, и жизнь эту блядскую в первую очередь.
Мысли в голове одна другой краше, только вот мы кажется уже и приехали. МКАД совсем рядом, неподалёку торчат толстенные кирпичные трубы ТЭЦ. Мы протискиваемся в обширный, заваленный мусором двор и облезлые зелёные ворота с единственной открытой створкой, отсекают нас от улицы. Под шинами хрустят осколки бетона, там и тут громоздятся груды плит с пучками торчащей арматуры и ржавого металла. Прямо по курсу здание-скелет, без окон, внутренних стен, без ничего, один каркас, да и тот уже разваливаться начал. Того и гляди какая плита рухнет. А вот если снайпера туда посадить или просто мужика с чем-то скорострельным, так одной из сторон хана однозначно.
Но не это в первую очередь привлекает моё внимание. Конкуренты прибыли всего на одной машинах при оговоренных двух. Сами себе обрезали возможности, перейдя в меньшинство? Маловероятно. Значит у них какой-то козырь припрятан. А вот это погано, крайне погано, не зря ж у меня мандраж такой, что руки подрагивают и во рту как с похмелюги гадостно.
Наши начинают выгружаться, скучиваясь вокруг Коляныча, сзади хлопают дверцы. А затонированная по кругу десятка напротив, даже не подаёт признаков жизни. Окна плотно закрыты и из неё не выходят. Что за чёрт?
На негнущихся ногах выбираюсь наружу и тут же опираюсь на капот, буквально захлёбываясь страхом. Только время не терпит, надо идти, иначе разборки не миновать.
– Стой. Не рыпайся. Нас туда не звали.
На моём плече сжимается стальной капкан чужих пальцев. Он когда-то успел обойти машину и стоит чуть левее меня.
– Не спеши подыхать, сопляк.
– Что?
– Если я прав, то к машине лучше не подходить.
Блять! Он точно совсем шизанулся! Вот только почему у меня те же ощущения? Это заразно? Коляныч с пацанами уже прошли «свою часть» разделявшей
Водительская дверца на десятке медленно распахивается, и наружу плавно вытекает один единственный чудило. Несколько стремительных шагов навстречу и мужик меняется на глазах, фигура течет, раздаваясь в плечах и даже увеличиваясь в росте. Руки удлиняются, показываются когти, а морда вытягивается и приобретает звериный оскал. К обалдевшим браткам подлетает уже гротескная туша, похожая на карикатурное подобие человека. Кроме того, тварь оказалась потрясающе быстра.
– Ёб мааааать….
– Чё это за херня!
– Тикаем!!!
Загрохотали выстрелы, пули вгрызались в уродливое создание, но лишь немного притормаживали его. Зато гадина впала в ярость, полетели оторванные клочья тел, кровь залила бетон. Несколько мгновений и всё будет кончено.
– Наверх! Быстрее…
Меня сильно толкают в спину, разворачивая к какой-то будке с торчащей вдоль стены ржавой металлической лестницей. Поздно не успеть. Живых кроме нас не остаётся, а тварь принюхивается, разворачиваясь в нашу сторону. И останавливается, уставившись на длинное тусклое лезвие. В руке «Психа» странный, ни на что не похожий нож. Прямой, полуторной заточки клинок не похож на сталь. Вдоль лезвия струятся две строчки, вычурной арабской вязи.
– Помолись если умеешь.
– Но я …
– И если не умеешь тоже. На авось…
Рву с шеи серебряную цепочку с крестом, зажимаю в кулаке, непонятно на что надеясь. Никогда не молился, не верил, не умел, но теперь истово прошу. Помоги мне, Господи! Помоги пережить этот день! Помоги, клянусь – выживу в монастырь уйду. Вот только выживу… Господи да помоги же!!!! Просто помоги, ты ведь можешь!
Внезапно ноги резко слабеют, перед глазами туман. Но и тварь отшатывается, падает, зажимая лапами голову.
«Псих» срывается с места, кидаясь вперёд. То ли тварь почти сразу умудряется сбить его с ног, то ли он сам намеренно идёт на короткую дистанцию не понять. Там вообще невозможно ничего различить, настолько близко они сцепились.
Внезапно комок разлепляется, Афганец отлетает в сторону, его протаскивает словно неживого. Да и мог ли человек выжить в этой свалке? Монстр остаётся на месте, он дергается, бьётся в попытке подняться, когти прочерчиваю борозды в бетоне. Отойдя от ступора, выдергиваю ПМ и всаживаю в него пулю за пулей, продолжая жать на курок даже после того, как затвор встаёт на задержку.
Тварь затихает, перестав царапать всё вокруг, прекращая попытки дотянуться. Они лежат почти рядом: то что не должно существовать и тот, кто смог это остановить. Всё кончено, просто ещё два трупа. Пора сваливать, скоро должна подойти группа зачистки. Вряд ли такое оставят для ментов. Выстрелов было до хера и мусора заявятся очень быстро. Так что времени совсем мало.
Мне плевать на то, что здесь будет. Но оставить здесь того, кто меня спас неправильно. Не по-людски, не по-божески. Вывезти, хоть похоронить нормально. Не такая уж большая плата за возможность жить.