В августе жену знать не желаю
Шрифт:
XVII
Неожиданное обретение ключей вернуло всем безумным рассудок. Об обеде больше никто не думал. В одно мгновение веселые купальщицы с элегантного пляжа в Майами улетучились. Матросы прокричали «ура» и рассыпались по городку.
Суарес принял свой ключ с неописуемой радостью. Он долго держал его в руке и несколько раз поцеловал. Потом присоединил его к прочим своим ключам на специальном кольце, со словами:
— Так-то
Вместе с женой, дочерью и Мистерьё он встал и вышел.
Джедеоне был явно расстроен происшедшим, которое отвлекло гостей от настоящей причины праздника.
— Так, — сказал он, — мы будем продолжать церемонию помолвки?
— С удовольствием, — сказал Павони.
И повернулся к Изабелле.
Только тут он увидел, что девушка исчезла.
— Изабелла! — несколько раз позвал отец.
Ответа не последовало. Арокле, которого послали на ее поиски, вернулся со словами:
— Нигде нет.
— И Ланцилло исчез! — закричал Джедеоне, которого начали обуревать ужасные предчувствия.
В ту же секунду раздался голос силача-гренадера, который кричал:
— И моя жена исчезла!
— Я видел, как она входила к фотографу рядом с нашим пансионатом, — с усмешкой проговорил Джанни Джанни.
Силач встал и побежал искать жену, с криком:
— Я уже кое-что заметил. Я убью ее, если она там.
Джанни Джанни сказал правду. Веселая купальщица из Майами затеяла любовную интрижку с фотографом и сейчас, воспользовавшись суматохой, отправилась его навестить.
Она уже устроилась в съемочном кабинете, когда раздались мощные удары в дверь, и послышался голос, вопивший:
— Откройте!
— Мой муж! — простонала женщина. — Спрячь меня.
— Где же я тебя спрячу, ради бога? — воскликнул фотограф, оглядываясь.
В комнате был лишь один выход — именно в него и колотил силач-гренадер.
Фотографа осенило.
— Прячься под черное сукно! — пробормотал он.
Веселая купальщица побежала прятаться под черное сукно, которое было наброшено на фотоаппарат, стоявший в центре съемочного кабинета, в то время как фотограф пошел открывать дверь, изображая удивление производимым шумом. Силач-гренадер ворвался, как вепрь.
— Здесь моя жена! — завопил он.
— Да что вы! — ответил фотограф. — Я никогда не позволил бы себе ничего подобного.
Силач огляделся глазами, налитыми кровью. Затем посмотрел на фотографа.
— Тогда вот что, — нелюбезно сказал он. — Сфотографируйте-ка меня.
И встал в позу.
Фотограф накрылся черным сукном, под которым находилась жена силача-гренадера. Прошло минут десять.
— Ну что там? — спросил силач-гренадер, которому надоело стоять неподвижно столько времени. — Скоро уже?
— Минутку терпения, синьор, — сказал фотограф откуда-то глубоко из-под черного сукна, нижний край которого касался пола. — Это вам не мгновенная фотография. Я хочу сделать все как следует. Не двигайтесь. Вот так. Улыбнитесь.
Силач-гренадер улыбнулся; пауза затянулась. Под черным сукном была заметна возня.
— Готово? — спросил, не шевеля губами, гренадер, все еще стоя в молодецкой позе.
— Готово, — наконец сказал фотограф.
— Спасибо, — сказал силач. И направился к
На улице, пока Джедеоне и Джорджо Павони продолжали безуспешные поиски Изабеллы, он сказал своим сотрудникам:
— Надо снова приступать к работе; отпуск закончился. Начинаем тренировки.
В одно мгновение пятеро молодых людей взобрались на силача-гренадера, с обезьяньей ловкостью заняв свои места, в то время как Арокле прибежал с артиллерийским лафетом. Но то ли по причине долгого отдыха, то ли от чего другого, спаянность этой исторической группы пропала; ее участники больше не ладили друг с другом; то тут, то там возникали перебранки, ссоры и мелкие стычки; особенно правое бедро был в таком взвинченном состоянии, что Арокле заметил:
— Может, я и ошибаюсь, но боюсь, это мощное содружество стало давать трещины.
Со своей стороны и сам силач-гренадер, возможно, ослабев вследствие продолжительного отдыха или волнений текущего дня, с большим трудом удерживал беспокойную группу, так что несколько раз ему пришлось предупреждать сотрудников:
— Тише, ребята! Не ссорьтесь.
Ну да, как же! Как об стену горохом. Поэтому в самый напряженный момент силач-гренадер потерял равновесие, и все попадали на землю, включая артиллерийский лафет. Среди присутствующих зрителей раздался свист.
Силач поднялся, с болезненной гримасой потирая ушибленные места.
— Ребята, — сказал он сотрудникам, — я уже немолод и начинаю ощущать ваш вес. Тем более, что такая жизнь вдали от наших жен надоела мне так же, как и вам. — В наступившей тишине силач-гренадер вздохнул и добавил: — Да и читателям журналов мы поднадоели, вся наша группа.
— Значит, — спросил один из молодых людей, — наша звезда накануне заката?
— Я этого не говорил, — продолжал руководитель группы, — но факт остается фактом: толпы больше не принимают фотографий нашей группы с восторженными криками, как некогда. Мода меняется, вкусы публики переменчивы. Сейчас хотят чего-нибудь новенького, и есть явные признаки того, что близится день, когда усердные читатели иллюстрированных журналов равнодушным или даже враждебным взглядом пробегут изображение моих безмерных усилий.
Тот, кто был кумиром сонма читательниц иллюстрированных еженедельников, умолк, с грустью глядя на своих друзей. Далее он продолжал:
— А сейчас я хотел бы сделать вам предложение. Давайте закончим выступать в группе силача-гренадера и займемся чем-то таким, что не будет висеть тяжким грузом на моих руках и позволит нам жить вместе с нашими женами. Я говорю, как вы, наверное, уже догадались, о группе многочисленного семейства. Вы и ваши жены будете моими детьми. Мы можем продать орудийный лафет, и только богу известно, с каким тяжелым сердцем я предлагаю вам расстаться с предметом, который мне дороже всего на свете, и выручить необходимую сумму для покупки детских матросок. Надувной мяч для игр на воде может остаться игрушкой для самых маленьких среди вас. Я уже получил солидные предложения от крупного импресарио, который желает опубликовать фотографию многочисленного семейства. Как вам это?