В августе жену знать не желаю
Шрифт:
— Да как вы смеете? — обиженно воскликнул старик.
— Прошу прощения, — сказал Баттиста в смущении, — я думал, вы нищий.
— Сами вы нищий! Я богат, и я просто жду трамвая! Я могу купить вас с потрохами и всю вашу семью! А милостыню, если хотите знать, я могу сам вам подать.
— Пойдемте! — воскликнул Баттиста. — Так вы говорите, что можете дать мне…
— Да хоть сто лир!
— Ну да!
— Да хоть сто пятьдесят!
— Посмотрим, — с вызовом сказал молодой человек.
Сердитый старичок не заставил себя упрашивать. Он вытащил из бумажника две купюры и вручил их нашему другу.
— И
Минуту спустя Баттиста переступал порог шляпного магазина.
— У вас есть шляпа? — спросил он.
— У нас их больше десяти тысяч, — ответил продавец, показывая на высокие горы шляп, возвышавшиеся повсюду.
— Я хотел бы примерить одну, — сказал Солнечный Луч.
И снял с себя шляпу.
— Пожалуйста, — сказал продавец, — а свою шляпу можете не снимать.
— Но я, — возразил Баттиста, — мне бы надо…
— Не стесняйтесь, — ответил продавец, — не снимайте.
И церемонный продавец совершенно не позволил Баттисте снять шляпу.
Баттисте пришлось бежать в другой магазин, где все продавцы были завалены шляпами, обслуживая очень привередливого покупателя.
Молодой человек заглянул в магазин.
— У вас найдется шляпа? — спросил он.
— Вот мерзавец! — закричал продавец. — Да он просто над нами издевается!
Солнечный Луч помчался в третий магазин.
— Посмотрим размер, — сказал ему продавец.
И забрал у него из рук шляпу, несмотря на противодействие молодого человек, которому было стыдно пускать по рукам такой засаленный головной убор. Старый котелок был помещен на прилавок, у всех на виду, к позору нашего друга, который сделал вид, что видит его впервые.
В мгновение ока магазин переполнился котелками. Везде выросли кучи из сотен этих грациозных головных уборов. Опустели полки, высокие стопы котелков окружали теперь Баттисту; их насаживали ему на голову продавцы, словно он был королем, который к моменту торжественной коронации не может найти подходящую корону. Может, такова особенность зеркал в шляпных магазинах, но факт тот, что во всех шляпах, которые примерял Солнечный Луч, он видел себя нескладным. Наконец он решил пойти в другой магазин. Поискал взглядом свой старый котелок и понял, что никто на свете не смог бы отыскать его в беспорядочной куче новых. После бесплодных попыток он смирился с мыслью, что придется купить любой новый котелок, и на этот раз — о, чудо! — первый же, который он примерил, подошел ему идеально.
Он направился к месту, где проезжал кортеж, рисуясь по пути; дойдя до приморского бульвара, он захотел полюбоваться на новую шляпу и тут заметил, что купил свой старый котелок.
Он вернулся в шляпный магазин и, наконец, купил новую шляпу. Он вышел; увидел в толпе очень почтенного знакомого и направился ему навстречу с протянутой шляпой.
— Красивая, — сказал знакомый. И взял шляпу, подумав, что Баттиста ее ему дарит.
«Прекрасно! — подумал молодой человек. — Теперь я и без шляпы, и без денег».
Он увидел неподалеку банк, вошел и, подойдя к окошку кассы, спросил доверительным тоном:
— Простите, вы не могли бы мне дать несколько купюр по тысяче?
— Сколько вам нужно? — спросил кассир, который был очень занят.
— Штук десять.
Кассир быстро отсчитал ему десять тысячных купюр,
Цилиндр за десять тысяч лир.
С семью переливами.
Это был великолепный цилиндр. Такого нигде ни видывали. Он был настолько красив, что Баттиста попросил продавца сопроводить его, из опасения, что на него могут напасть бандиты. Не то чтобы он думал, будто бандитам захочется завладеть прекрасным цилиндром; он боялся, что увидев у него на голове столь прекрасную шляпу, они составят себе превратное представление о его финансовом положении и, думая, что у него при себе крупная сумма, нападут на него. Но, к счастью, цилиндр остался незамеченным.
Все стало иначе, когда Баттиста сел на трамвай.
Когда он поднялся на площадку, по толпе пробежал шепот восхищения, и те, кто сидел, начали подталкивать друг друга локтями, показывая на него. Потом по сигналу билетера раздались оглушительные аплодисменты в адрес великолепного цилиндра; к аплодисментам присоединился и вагоновожатый, остановив трамвай на несколько минут. Солнечному Лучу пришлось сойти и спрятаться в подворотне. Пока он шел пешком, он заметил, что за ним идет большая толпа юных почитателей, которая по пути росла и голосила. Он едва успел вскочить в трамвай, как на улице раздались овации в честь цилиндра. Молодому человеку пришлось встать на сиденье и приветствовать толпу. Это была незабываемая демонстрация. Было брошено и несколько помидоров.
Баттиста, который слегка опасался, что Эдельвейс успеет выйти замуж за кого-нибудь другого, обнаружил, напротив, что кортеж даже не тронулся с места. Очень кстати подвернувшийся фокусник, остановившись на дороге, позволил гостям прогнать скуку, показав несколько номеров.
Солнечный Луч подошел как раз в тот момент, когда фокусник, вытащив из кармана дюжину яиц, говорил:
— Кто из господ мог бы любезно предоставить мне свою шляпу, чтобы сделать в ней яичницу?
Все молчали. Никто — хотя все знали, что будет какой-нибудь фокус, — не захотел подвергать риску свою шляпу.
Солнечного Луча прошиб холодный пот. Он чувствовал, что за ним наблюдают, и великолепный цилиндр тяжелым камнем лежал у него на голове. Фокусник оглядел кортеж, повторив свою просьбу.
«Сейчас он увидит меня», — подумал Баттиста, побледнев.
Он хотел провалиться сквозь землю.
Незаметным движением он снял цилиндр, чтобы спрятать его за спиной. Но этот жест не остался незамеченным, и фокусник истолковал его превратно:
— Спасибо. Господин любезно дает мне свой цилиндр.
Солнечный Луч вынужден был уступить; шепот восхищения и гром аплодисментов приветствовали появление великолепного цилиндра, ярко освещенного солнцем.
Баттиста готов был умереть. С деревянной улыбкой он смотрел, как фокусник положил яйца в цилиндр, разбил их и взболтал. И как он ни повторял себе, что это фокус, это должен быть фокус, все же он не мог понять, как же такое может быть; внутреннее напряжение не отпускало его, так что даже не один раз, хотя сам по себе этот номер не таил в себе ничего страшного, он робко восклицал:
— Хватит!
Наконец, с божьей помощью номер был окончен, и фокусник возвратил цилиндр.
Проклятье! Он весь был в яйцах, липкий и вонючий.