В балканских ущельях
Шрифт:
— Ты, собачий сын, сейчас я с тобой разделаюсь!
Он поднял ружье и прицелился в меня. Следом за ним из дома выскочила его жена. Она закричала от страха и вцепилась в его ружье.
— Что ты делаешь? — взвизгнула она. — Ты что, хочешь его убить?
— Молчи! Убирайся! — бросил он ей и отпихнул так, что та повалилась на землю.
Ствол его ружья тем временем отклонился от цели. Я вскинул штуцер и быстро прицелился. Я не хотел его ранить, хотя и видел, что он тверд в своем желании влепить мне заряд. Мой выстрел прогремел раньше, чем его. Он испустил
— Все видели, что он стрелял в меня? Хватайте его! Ловите его!
Он поднял с земли обломки ружья и, размахивая ими, бросился на меня.
— Назад! — крикнул я. — Или я снова стреляю!
— Что ж, попробуй! — заревел он.
Ружье его было однозарядным, и он, наверное, думал, что у меня такое же. Я спустил курок, прицелившись в ствол его ружья. И снова оно вылетело у него из рук. Еще два выстрела я сделал в воздух. Ругательства замерли у него на губах, он встал как вкопанный.
— Что за чертово ружье, — выговорил он наконец.
— Он волшебник, это колдовство! — запричитали его слуги.
Я молча опустил свою винтовку. Он же поднял свою, осмотрел и сказал:
— Вот черт! Она разбита вдребезги.
— До сих пор я стрелял не в тебя, а в твое ружье. Если ты сделаешь еще шаг, я уложу тебя на месте.
— Ты не осмелишься!
— А мне и не надо осмеливаться. Ты первый угрожал мне ружьем, целился в меня. Я лишь оборонялся и мог убить тебя в целях самообороны.
— Нет, ты стрелял в меня, а в ружье попал случайно. Никто не сможет доказать, что ты целился в замок, а не в лицо, которое находилось рядом.
— Ты что, никогда не видел хорошего штуцера?
— А до того ты меня ударил. Знаешь, что это значит? Ни один человек не осудит меня за то, что я тебя убил. Такой позор можно смыть только кровью!
— А кто смоет позор с этой девочки, которую ты приказал сечь плетьми?
— Разве у слуги может быть честь? — высокомерно парировал он. — И что ты вообще лезешь в мои дела? Я сам решаю здесь, причем именно так, как мне заблагорассудится.
По обычаям этой местности он был прав. Мне не следовало вмешиваться в их дела. Но, сказав «а», я должен был произнести что-то еще, поэтому я ответил:
— За свою жизнь я еще никогда не видел такого бесчеловечного обращения с людьми, а плетку применил потому, что ты невежливо обошелся со мной. На такие выпады я отвечаю только с помощью плетки. Я так привык.
— Что ты за птица такая? И откуда у тебя такой породистый жеребец? Не из конюшни ли великого господина? Надо будет поинтересоваться. — И, повернувшись к слугам, он сказал: — Эй вы, не выпускайте его отсюда. Я скоро вернусь.
— Поедешь за киаджей? — спросил я, улыбаясь.
— Да, я передам тебя в руки правосудия. Он покажет тебе, какие отличные камеры в нашей тюрьме.
— Давай, зови киаджу. Я подожду. А люди эти мне в сторожа не годятся. Если я захочу уйти, они меня здесь не удержат. Но я останусь, чтобы показать тебе, что ты сам на полпути к тюрьме.
Перепрыгивая через грязь и навоз, хозяин пробежал к воротам и скрылся за ними. Я же открыл дверь, за которой скрылась девочка, и оказался в помещении, где хранился сельскохозяйственный инвентарь и другая утварь. Девочка сидела на куче соломы и плакала. Я хотел спросить ее о чем-то, но почувствовал, что кто-то коснулся меня сзади. Я обернулся и увидел женщину, которая попыталась вытолкать меня из помещения. Казалось, она боялась того, что сообщит мне эта девочка.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — Выходи отсюда!
— Это ты выходи! — ответил я ей в том же тоне. Она отпрянула и закричала:
— Настоящий людоед!
— Да, — ответил я, — я уже сожрал множество мужчин и женщин. Вот только ты не пришлась мне по вкусу.
Она была настолько поражена, что уже не пыталась помешать мне. Я обратился к девочке:
— Видишь ли, я хочу помочь тебе. Ты должна сказать мне, за что этот господин тебя наказывал.
— Если я скажу, он меня еще сильнее накажет.
— Я позабочусь о том, чтобы этого не случилось. Кто был тот чужеземец, с которым ты так приветливо разговаривала?
— Это был господин из… из… Я забыла место, которое он назвал. Он провел здесь ночь.
— А как его звали?
— Он назвал себя Махди Арнаут. И он хотел вернуться.
Это было то самое имя, которое я слышал от Шимина.
— А почему же твой господин так осерчал?
— О, это из-за почтовой сумки, которую я нашла.
— А чья она?
— Чужеземца. Он потерял ее и долго искал. А я обнаружила ее в спальне господина и хотела вернуть хозяину. Но господин меня запер до тех пор, пока тот не уехал, а когда я сказала, что сумка не его, он приказал избить меня.
— Значит, он вор. А что было в сумке?
— Я не успела посмотреть. Господин пришел.
— А ты знаешь, где она сейчас?
— Да, я проследила, куда он ее спрятал. Он отдал ее жене, и она засунула ее за дрова.
Тут я услышал на дворе громкий голос. Я вышел наружу и увидел маленького человечка в необъятных размеров меховой шапке и таких же гигантских сапогах. Он был одет в ярко-красные штаны и куртку, под которой виднелась голубая безрукавка. Вся одежда выглядела весьма поношенной, на ней не видно было ни пуговиц, ни пряжек, все держалось на простой веревочке.
На носу человечка красовались роговые очки с половинками стекол, а в руках он держал чернильницу, гусиное перо и множество покрытых жирными пятнами листочков.
— Это он! — заявил хозяин, указывая на меня. Ах вот оно что! Этот чудо-человечек был старостой деревни. Я сразу же заметил, что у пера сильно затупленный кончик, а чернила представляют собой некую грязную полу высохшую массу.
— Значит, ты убийца? — деловито осведомился это карлик, уставившись на меня.
— Нет.
— А этот говорит, что ты.