В батальоне правительственной связи. Воспоминания семнадцатилетнего солдата. 1943—1945

Грачев Михаил Александрович

В 1941 году дела на полях сражений для нас шли плохо. По слухам, враг рвался вглубь страны, и говорили, что фашист стоит у стен Москвы, что реальна сдача столицы немцам. Осенью 1941 – зимой 1942 года существовала прямая угроза вторжения фашистов на территорию Ярославской области. Линия фронта проходила очень близко, всего в пятидесяти километрах от Ярославля. Днем и ночью силами привлеченных на окопные работы жителей области строились два рубежа обороны протяженностью 780 километров. А фашистские самолеты старались прорваться к Ярославлю, совершали постоянные налеты, стремясь вывести из строя промышленные предприятия, мосты, железную дорогу.

Усилилась разведывательно-диверсионная

деятельность фашистов на территории нашей области. За годы войны в Ярославской области было арестовано 57 вражеских агентов-парашютистов. В 1942 году – 22 агента. В 1943 году – 31 агент, и 4 агента-парашютиста было арестовано в 1944 году.

Но главной целью немцев была все-таки столица – Москва. Ярославская область стояла на втором плане, оборонять ее не пришлось.

С фронта отец писал редко, сообщал, что полк ведет тяжелые оборонительные бои в Белоруссии, а потом и под Смоленском. А он сам своим станковым пулеметом «Максим» косит врагов с великой ненавистью в сердце. Пока жив и здоров, скучает по семье и по дому. Особенно часто писать письма не имеет возможности, да и письма в этой неразберихе часто теряются. Так что пока все хорошо, а если что с ним случится, так это война. Тогда просил мать простить его за все прошлые «подвиги», вольные и невольные, а в большинстве своем вольные и по пьянке, и продолжать растить детей. А сам он очень надеется когда-нибудь вернуться домой обнять свою семью и любить свою жену, сыновей и доченьку всю оставшуюся жизнь.

И вдруг в самом начале 1942 года в наш дом пришло извещение: «Ваш муж, красноармеец рядовой Грачев Карп Арсеньевич, 1904 г. р., уроженец д. Дьяково Вяльцевского сельского совета Кологривского района Ярославской области, в бою за Социалистическую родину, верный присяге, проявив геройство и мужество, пропал без вести.

Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии».

Мать почернела от горя, мои братья и сестра плачут. Я держусь, не могу показать слабость, ведь я мужчина, кормилец большой семьи. А душу грызет тоска. Отца больше нет, погиб. Никогда он не вернется домой. Никогда я больше не услышу его голос, и никогда не пойдем мы с ним на охоту и рыбалку. Что-то в моей жизни вдруг перевернулось, как будто я стал сразу взрослей на много лет. Тоска плотно поселилась в моем юном сердце. Но чудо иногда, верь не верь, случается, и оно случилось, обернувшись большим счастьем для всех нас.

В середине 1942 года от него вдруг пришло письмо из госпиталя с далекого Урала. Отец писал, что жив и уже почти здоров, не писал письма по ранению, не мог. В бою грудь навылет прошила фашистская пуля. Она пробила легкие насквозь. Работал немецкий снайпер, стремясь уничтожить огневую пулеметную точку, перебив расчет. Отец тогда долго лежал без сознания на поле сражения среди убитых, посреди громыхающего боя.

Окопы и траншеи наши тогда утюжили многочисленные немецкие танки и цепи вражеской пехоты. Гусеницы фашистской боевой машины с крестом на броне почти засыпали его землей, похоронили отца заживо. А когда погибших бойцов собирала похоронная команда, он был обнаружен и подал признаки жизни. Его, слава Богу, не успели похоронить. А если бы успели, то, надо так понимать, мы больше бы никогда его не увидели. Потом он был отправлен в госпиталь. Долго ехал в санитарном эшелоне и сейчас находится в городе Свердловске на излечении. Теперь чувствует себя почти нормально, отлежался за это время, отъелся, отоспался, и дело пошло к выписке на фронт.

Радости в нашей семье не было предела. Отец жив! После трех месяцев госпиталя его, как тяжелораненого, отправили служить в тыловые части. На подводе он возил боеприпасы на фронт. Но это тоже был труд не из легких. Ящики с патронами и боеприпасы тоже весили свои килограммы, и все это ему приходилось грузить и разгружать с простреленной грудью! Под теми же бомбежками и обстрелами. На гимнастерке висели орден Красной Звезды и медаль «За отвагу», но простреленные легкие у него болели много лет после войны.

Наступила середина лета, идет военный 1942 год. Село Судай. Пыльная центральная улица. Районный военкомат. «Левой, левой, левой!» На плече лежит вытесанная из доски деревянная винтовка. Старые, почти дырявые ботинки выбивают пыль по улицам села. Наш малолетний взвод в пиджаках и кепках следует к месту учебного боя на окраине села. Я, как боец ростом один метр пятьдесят сантиметров вместе с кепкой, нахожусь в последней шеренге.

Будущие бойцы Красной армии проходят начальную военную подготовку. Сейчас мне пятнадцать полных лет. На фронтах обстановка тяжелая, враг пока одолевает, на душе у людей тревожно.

Летом 1942 года страна реально стоит на грани катастрофы. Красная армия отступает, часто в панике, на восток. Враг всего в 150 километрах от Москвы. В голодной блокаде находится город Ленинград. После жестоких боев потерян осажденный Севастополь. Фашисты прорвали фронт и захватили Северный Кавказ. Не на жизнь, а на смерть, обливаясь кровью, бьется с фашистами город на Волге Сталинград. Идут кровопролитные, часто безнадежные и в окружении бои на других фронтах. На Юго-Западном фронте в результате окружения под Харьковом двух наших армий в плен к фашистам попали больше 170 тысяч наших солдат и офицеров. Окружена и разгромлена в лесах Новгородской области 2-я Ударная армия генерал-лейтенанта Власова. Командующий сдался в плен и перешел на сторону врага. Под Вязьмой окружена и разгромлена 33-я армия генерал-лейтенанта Ефремова. Командующий и начальник штаба, чтобы не попасть в плен, застрелились. Как и в начале войны, дисциплина в войсках резко упала, присутствуют пораженческие настроения, часто возникает паника. Трудное время. Радоваться нечему. Что-то будет дальше?

Все это, конечно, напрямую сказывается и на настроениях людей в тылу. Наши учебные подразделения разбиты на отделения и взводы. Бывшие фронтовики-инвалиды преподают нам основы военной подготовки. «Ура!» – болванки-винтовки наперевес. Штыковая атака: коли связку березовых веников. Марш-бросок: «Не отставай, бегом! Быстрей!» Пуговицы старого пиджака остались в грязи: «Ползком марш!» Хочется есть. Кормят три раза: завтрак, обед и ужин. Но жидкий суп с капустой и каша на воде не прибавляют сил. Вечером, полностью вымотанные после полевых занятий, изучаем уставы Красной армии, устройство стрелкового оружия и прочие предметы, нужные на войне. Через две недели занятий с утра до позднего вечера проходят зачетные стрельбы.

Больно бьет в плечо трехлинейная винтовка Мосина образца 1891 года. Она очень длинная – один метр шестьдесят сантиметров – и тяжелая. Для меня она и длинновата и тяжеловата. Бабахают три контрольных выстрела. Попал! «Молодец!» Взмах руки – и далеко летит деревянная граната. Стучит коротенькая очередь пулемета «Максим» – экономим патроны. Бьет по ушам всего один выстрел миномета. Больше расходовать боеприпасы нельзя: выделен строгий лимит. Нам преподают только азы, основы. Дают посмотреть, что и как стреляет и как надо прицеливаться и стрелять. Да и мина летит не совсем туда, куда ее хотели послать. Унесло ее куда-то за реку Вигу, там и бахнула. Стрелки мы еще тогда были плохие.

Конец ознакомительного фрагмента.