В безднах Земли
Шрифт:
Преодолеть этот тридцатиметровый колодец труднее всего, так как он заканчивается пресловутым "кошачьим лазом", через который можно протиснуться, только подтянувшись на руках, — никакая помощь извне невозможна. Основательно страхуемый группой Лафлёра, пришедшей сменить нас, поднимаюсь первым. Вслед за мной карабкается Мишо и, примостившись на узеньком карнизе, буквально повиснув в пустоте, ждет Сифра, чтобы помочь ему забраться в "кошачий лаз". Теперь очередь Сифра. Мишо пользуется передышкой, чтобы передать указания, так как прямые переговоры между дном тридцатиметрового колодца и выходом из "кошачьего лаза" практически невозможны.
— Мишель готов.
Но через несколько метров Мишель, выбившись из сил, просит погодить. Затем трогается с места, останавливается, вновь продвигается чуть-чуть вперед, вновь замирает. Он совсем вымотался. Мишо делится с нами своими опасениями. Сифр кричит, что страховочная веревка его душит, и просит ее ослабить (при проходе "кошачьего лаза" мы решили заменить парашютные лямки простой петлей страховочной веревки).
Понадобилось полтора часа, чтобы преодолеть эту узкую горловину, где никто не мог мне помочь
Лафлёр пришел мне на помощь
Поднявшись лишь метров на пятнадцать, он крикнул нам, что не может продолжать. У него подгибаются ноги. Мишо подбадривает его. Сифр переводит дыхание. Поднимается еще на несколько метров, делает остановку, снова движется дальше, затем — снова заминка. С тревогой спрашивает, хорошо ли закреплен блок, через который перекинута страхующая его веревка. Его остановки — все чаще и продолжительнее.
Мы знаем, что, случись с Мишелем обморок, его практически невозможно будет протащить через "кошачий лаз". Сифр поднимается еще на несколько ступенек, затем разражается рыданиями. Нервы его сдали. Мы слышим, как он плачет, всего в нескольких метрах от Мишо.
— Марк, мне каюк! Со мной все кончено, я больше не могу, это выше моих сил!
Марк Мишо не может дотянуться до Мишеля со своего карниза и старается его успокоить. Напрягая всю энергию, рыдая, ступенька за ступенькой, Сифр наконец добирается до Мишо, который обхватывает его руками и пристегивает с помощью карабина за пояс к лестнице, чтобы он не раскачивался в пустоте.
Несколько минут, которые кажутся нам нескончаемыми, Сифр остается в объятиях товарища. Канова и Лафлёр поочередно терпеливо уговаривают его:
— Самое трудное позади! Еще одно усилие, осталось всего несколько метров! Потом тебя вынесут на поверхность.
Но Сифр продолжает рыдать. Мы не в состоянии что-либо сделать. У входа в пропасть ожидают два врача, но спуститься сюда они не могут.
Мало-помалу Сифр успокаивается. Какова и Лафлёр в конце концов убедили его напрячь силы. К несчастью, Мишо и Сифр запутались в своих страховочных веревках, и проходит еще несколько долгих минут, прежде чем им удалось расцепиться, чтобы перебраться через узкий "кошачий лаз".
Еще через метр Сифр застревает между двумя скалами. Высвободиться ему не удается. Мы еще не можем его видеть, но различаем свет его фонаря, отражающийся от стены. У него снова начался нервный припадок, он плачет. Он долго остается на этом месте, не в силах даже отвечать на наши ободряющие слова, и беспрестанно повторяет: "Это уже чересчур, не могу больше, со мной кончено!" Плача от досады, поднимается на несколько десятков сантиметров, как раз
С поверхности нам доставляют флягу с горячим чаем. Сифр жадно пьет. Он неузнаваем, до того осунулось его лицо, под глазами круги. Мы даем ему подольше отдохнуть и наперебой подбадриваем. В сущности, самая трудная часть пути позади, осталось всего несколько десятков метров.
Сифр передал нам свой страх. Он не в состоянии сделать ни одного движения. На него надевают парашютные лямки и без особого труда подтягивают еще выше; теперь от поверхности его отделяет лишь метров десять. Уже можно различить дневной свет, но, даже ослабленный, он причиняет нестерпимую боль глазам Сифра, и горноспасатели надевают на него две пары темных очков, чтобы не ослепило солнце при выходе на поверхность.
Затем подъем медленно продолжается. В нескольких метрах от поверхности нервы Сифра снова сдают, и он повисает в лямках, как безжизненная кукла с болтающимися в воздухе конечностями.
Но он может больше не напрягать свои силы. Он победил.
С восьми часов утра (а сейчас — 11) у входа в пропасть его ожидает более ста человек: горноспасатели, жандармы, журналисты, операторы телевидения и кинохроники, представитель префекта Приморских Альп и особенно все его друзья из клуба Мартеля. К нему бросаются, чтобы торжественно отнести до носилок, где два врача выслушивают его перед тем, как в гамаке, подвешенном к жерди, он будет перенесен на плечах до вертолета, который доставит его в аэропорт Ниццы, где ждут родные".
Большое научное открытие
Успешное пребывание на подземном леднике в пропасти Скарассон привело (еще до того, как я это осознал) к тому, что у меня появилось новое призвание: я стал исследователем-биологом.
Важнейшее научное открытие, сделанное при эксперименте "Вне времени", наиболее продолжительном из всех поставленных в странах Запада, может быть сформулировано так: когда человек попадает в среду, исключающую пользование привычными для него временными ориентирами, то есть земным суточным ритмом, его жизненный ритм — чередование бодрствования и сна — не нарушается и сохраняет циклическую периодичность, близкую к суткам.
Действительно, период моего цикла бодрствование — сон оказался в среднем равным 24 часам 30 минутам, то есть я регулярно просыпался каждые двадцать четыре с половиной часа.
Меня, как безжизненный манекен, в 13 часов 17 сентября 1962 года наконец подняли на поверхность
Это наблюдение доказывало биологам, что ритм организма, эти настоящие "внутренние часы" человека, разлаживается нелегко и что весьма мощные регулирующие механизмы поддерживают у человека одно и то же ощущение времени даже в условиях, когда он лишен возможности пользоваться такими периодическими ориентирами, как астрономические (чередование дня и ночи) или искусственные, социальные (часы, график рабочего дня и т. д.).