В царстве глины и огня
Шрифт:
— Да врете вы! недоврчиво посмотрла на обжигалу Дунька.
— Подлецомъ насчетъ своего слова никогда не былъ, гордо отвчалъ тотъ. — Такъ ужь и быть, извольте… Угощу и самъ съ вами выпью.
— Вотъ диво-то будетъ! Да вдь тогда вс деревенскія собаки залаютъ, когда мы съ вами придемъ въ трактиръ. Ну, садитесь, коли такъ.
— Мы дома выпьемъ-съ… У себя на завод. Отправимся съ вами за глиняную выемку на лужокъ, сядемъ около кустиковъ и на легкомъ воздух… Я захвачу ситника и ветчины, захвачу яицъ, гостинцевъ и будетъ это у насъ на манеръ обда, сказалъ обжигало, садясь.
— Ну, ладно. Это стало
— Нтъ, ужъ я попросилъ-бы васъ, что-бы вы были одн. Я хочу обширный разговоръ съ вами завести.
Дунька лукаво улыбнулась и произнесла:
— Ну, ладно. А только вы побольше пива-то захватите. Ужь въ кои-то вки разъ угощать будете, такъ надо хорошо.
— Не говорите, Дунечка, такъ… Не раздражайте моего сердца, — упрашивалъ обжигало. — Когда вы вашими ангельскими губками говорите о пьянственныхъ предметахъ, у меня вс нутренности поворачиваются, а въ голов длается какъ-бы полоумство какое.
— Вотъ странный-то вы человкъ! усмхнулась Дунька. — Совсмъ странный. Знаете что?.. Вдь вы порченный, это у васъ порча. Смотрите, даже поблднли, даже въ лиц измнились.
— Слышать не могу въ вашихъ устахъ такія слова.
— Порча, порча это у васъ. И эта порча у васъ отъ книжекъ, Глбъ Кирилычъ. Вы вдь, говорятъ, все книжки читаете. Право слово, отъ книжекъ.
— Книжки я дйствительно люблю читать въ свободное время, а только это не отъ нихъ-съ. Книжка умъ человку даетъ и понятіе.
— Однако зачитаться-то вдь можно. Когда я жила при матери въ Разуваев, то въ пяти верстахъ отъ насъ былъ одинъ баринъ, который книжки читалъ. Усадьба у евоннаго отца тамъ и самъ онъ молоденькій, премолоденькій. Читалъ, читалъ тоже вотъ такъ — и вдругъ у него помутилось въ голов, сталъ какъ полоумный ходить, пошелъ на охоту, да и застрлился въ лсу. Посл нашли… Лежитъ… И пуля вотъ въ это мсто… Я бгала смотрть, когда его въ усадьбу привезли. Вотъ и съ вами тоже можетъ случиться.
— Ежели случится, то отъ другаго предмета! — вздохнулъ обжигало.
— Вы про что читаете-то? — спросила Дунька.
— Сочиненія Пушкина у меня. Стихи-съ… Полтора рубля въ Петербург заплатилъ. Нсколько книжекъ… Вотъ другой-бы на четверть водки эти деньги, а я книжки купилъ. Потомъ у меня есть «Путешествіе на луну»… Какъ одинъ человкъ…
— Ахъ, страсти какія! Да разв можно на луну?.. Послушайте, а есть у васъ псни?
— Псенъ нтъ. «Таинственный монахъ» есть. Очень интересный романъ.
— Вотъ ежели-бы у васъ псни были, то я попросила-бы васъ почитать и сама послушала-бы…
— Авдотья Силантьевна! Я куплю-съ… Въ лучшемъ вид для васъ псенникъ куплю. Это не пиво-съ… встрепенулся обжигало. — Даже два псенника куплю и вамъ въ презентъ… Читайте на здоровье.
— Да сама-то я еле разбираю. Учили меня грамот, но ничего не вышло. А вы купите и сами мн почитайте. Помните, тутъ по весн такой рыжій солдатъ былъ?.. Онъ изъ витебской компаніи, витебскій онъ самъ… Такъ вотъ у него былъ псенникъ, и онъ мн и Матрешк читалъ. Чудесно! И сколько тамъ псенъ! Разныя-преразныя. Также люблю я слушать про житія разныя. Житія святыхъ… Вотъ, напримръ, про Николая угодника. Какъ онъ бднымъ невстамъ помогалъ! Про Варвару великомученицу… Какія ея были страданія-то! Ужасти. Это намъ съ матерью, бывало, урядничиха по вечерамъ читала. Она читаетъ и плачетъ. И мы съ матерью плачемъ. Вотъ намъ не сподобиться такъ, какъ Варвара Великомученица сподобилась! Мы гршницы… вздохнула Дунька и прибавила: — Вотъ и про Варвару Великомученицу хотла-бы я опять послушать.
— И житіе Варвары Великомученицы вамъ куплю. Какъ только въ городъ поду — сейчасъ куплю. Нарочно даже поду и куплю… Въ будущее воскресенье поду… Я, Авдотья Силантьевна, радъ душевно… Я душевно радъ, что вы такъ со мной разговариваете. Вотъ этотъ разговоръ я люблю. Обжигало говорилъ восторженно.
— Ну, купите. Спасибо вамъ, сказала Дунька, посмотрла по сторонамъ и опять схватилась о Матрешк. — Куда-же это Матрешка-то запропастилась? Пойти поискать ее.
— Посидите еще, Дунечка, упрашивалъ обжигало.
— Нтъ, нтъ… Еще ежели-бы пиво было, а то что такъ на сухую! Да и пора… Смотрите, ужъ стемнло. Вонъ ужъ и танцы кончились. Вс расходятся. Отыщу Матрешку и пойдемъ спать. Пора спать ложиться. Завтра надо рано вставать и за работу… Хочется мн къ сред пять тысячъ кирпичей окончить.
Дунька встала.
— Еще пару словъ, Дунечка…
Обжигало схватилъ ее за руку.
— Посл завтра, посл завтра, выдернула она свою руку и ударила по рук обжигалу. — Вдь ужъ посл завтра будемъ угощаться, такъ въ волю наговоритесь! улыбнулась она и быстро прибавила:- Прощайте, Глбъ Кирилычъ! До посл завтра.
Она захватила тюрюки съ гостинцами, прижала ихъ къ груди, ухарски повернулась на каблукахъ и шмыгнула въ ворота.
Обжигало долго стоялъ передъ воротами и смотрлъ ей вслдъ. Наконецъ покрутилъ въ раздумьи головой и поплелся въ квартиру прикащика ужинать, у котораго онъ столовался.
Стемнло. Выплывалъ на небо блдный рогъ новаго мсяца. Съ рки тянуло сыростью. Отъ воды поднимался густой паръ. Гулко было въ воздух. Съ берега уже почти вс перебрались на дворъ. Тамъ еще гудла какая-то одинокая гармонія. Какой-то пьяный голосъ кричалъ со двора: «Не подходи! Зашибу! Заржу!» — Вяжите его, братцы, вяжите! командовалъ кто-то.
— Караулъ!
VI
Въ понедльникъ, въ 4 часа утра, на Кирпичномъ завод раздался звонокъ, возвщающій рабочимъ, что пора вставать. Поднялись посл звонка, впрочемъ, очень немногіе, и по большей части женщины. Первыми вскочили матки или стряпухи, одлись и, почесываясь и позвывая, направились на рку умываться, перекинувъ черезъ шею полотенца съ красными шитыми концами. Выйдя изъ женской казармы, он по дорог будили мужчинъ, которые заночевали просто на двор, на трав, около казармъ. Эти мужчины были изъ тхъ пьяницъ, которые вчера, возвращаясь изъ трактира, не могли дотащиться даже до своихъ коекъ въ казарм и свалились гд попало. Такіе мужчины по большей части только мычали въ отвтъ или отругивались и, повернувшись, вновь засыпали. Другіе, хоть и поднимались, но уходили досыпать въ казарму. Какой-то лысый мужикъ, поднявшись и сидя на земл, держался за свою всклокоченную голову и посоловлыми безсмысленными глазами смотрлъ на свои грязныя ноги.