В центре ГУМа, у фонтана...
Шрифт:
В конце недели Юрка подвел итоги.
— Мама за неделю произнесла восемьдесят слов, из них тридцать, уже бывших в употреблении. Итого — пятьдесят.
— А ты откуда знаешь? — спросила рассерженная мама.
— А я на бумажке их записывал, — объяснил Юрка.
— А я? — спросил Селиванов.
— А ты семьдесят. Из них двадцать одинаковых…
— Это что ж выходит, мы всего сто слов знаем? — спросил хмуро Селиванов.
— Угу, — сказал Юрка и скрылся в своей комнате…
ПОЙТЕ ХОРОМ!
Есть
Я все время хочу его понять. Я хожу вместе с ним на концерты, сижу рядом. Я смотрю на него, а у него в глазах слезы. Наверное, он вспоминает про жену и про то, что рассказы не печатают. Потому что он неудачник и простофиля. Он тихо говорит «нет», когда нужно во всю глотку орать «да». Но зато когда нужно промолчать, он вообще рта не закроет. Чудак.
И к тому же он вечно недоволен своей работой. Что-то он чертит и конструирует, а ему кажется «не то». Потом он переделывает, и все равно ему мерещится, что не так. Подумать только! Быть недовольным своей работой! Да как же это можно? Вот я, например, пою в хоре. Вы слышали этот хор, человек так на триста коллектив. Мое место в одиннадцатом ряду, в самой середине. У меня замечательная работа. Дай бог каждому. Мне не нужно подбирать репертуар и искать свое лицо. Потому что у нас один репертуар и одно лицо на триста человек.
И вообще я не понимаю, зачем петь одному? Зачем мучиться, плохо спать ночами, пить с горя, зачем все эти лихорадки, если можно петь в хоре? А?
Когда сфальшивит один певец, это заметят все: и публика, и пресса, и худсовет. А я в своем одиннадцатом ряду какого угодно петуха могу дать. Только сосед и услышит. А он — свой парень.
И замечаний мне никто не делает. Просто не успевают. Пока до нашего ряда дирижер доберется — нас уже нету. На гастроли уехали. И вообще пускай первые ряды и горят на работе. По телевизору их крупным планом показывают. И на концертах зритель их больше любит. Уставится в них и аплодирует. А на наши ряды головы никто не поднимет.
Мне вот друзья говорят: ты же умел когда-то один. А я и сейчас один. Нравится песня — пою вместе со всем нашим хором. А не нравится — я ее нипочем петь не стану. Буду стоять и просто рот открывать. Как поют под фонограмму, видали? Так что дудки! Если репертуар мне не нравится — меня петь не заставишь…
А что до аплодисментов или там заграницы, то это все есть. А уж когда пресса ругать нас берется, то здесь, как вы понимаете, тоже неплохо дела обстоят, потому что все триста фамилий в газете не напечатают. Даже нонпарелью.
Так что пойте в хоре, дорогие товарищи!
ЭТОТ КОШМАРНЫЙ СЛУЧАЙ
Прошкину на службу позвонил приятель.
— Привет! — сказал он. — Как дела?
— Ничего… — сказал Прошкин. — А у тебя?
— Ничего, — сказал приятель. — Ты мне не звонил?
— Нет, — сказал Прошкин. — А ты?
— А вот звоню, — сказал приятель. — Ну… Сергеева видел?
— Нет, — сказал Прошкин. — А ты?
— И я, — сказал приятель. — М-да… Слушай, а я сегодня жену твою видел. Руки не подала. Промчалась вроде как на пожар.
— Пожар? — вскричал Прошкин. — У нас? Дома?
— Ну что ты! — сказал приятель. — С какой стати пожар? Это поговорка такая «как на пожар»…
— Значит, нет пожара? — спросил Прошкин.
— Нет, конечно. Откуда пожар-то? — сказал приятель. — Не понял ты что-то. Плохо тебе слышно, что ли? Погоди, я перезвоню!
— Шутишь ты как-то странно, — сердито сказал Прошкин. — Привет!
Он положил трубку и подошел к начальнику.
— Представляете, — сказал он. — Вот и пожар у нас. Дом пылает.
— Так чего же вы сидите? — поинтересовался начальник. — Пожарная выехала?
— Не знаю, — сказал Прошкин. — На самом-то деле никакого пожара нет, — спохватился он. — Это мне приятель тут один позвонил, а я не понял, подумал, что пожар, а это он про жену сказал, что она как на пожар бежала.
— Так был у вас пожар или нет? — спросил начальник.
— Нет, конечно. С какой стати быть пожару? Я говорю, мы с приятелем друг друга не поняли. Плохо слышно было, что ли…
— Ну и слава богу! — сказал начальник.
А Прошкин сел на место.
— Испугались, наверное, — сказали люди, находившиеся по различным делам в этом учреждении.
— Да, уж конечно!
— Уж надо думать!
— Шутка, что ли, такой звонок…
— Ох, — сказал Прошкин. — Вот только сейчас и почувствовал… Со стула сняться не могу…
И он пошел в машбюро.
— Пожар у нас, — сказал Прошкин в машбюро.
— Когда?
— Никогда. Недоразумение. А я думал — правда, и чуть не свалился у телефона. Такое потрясение — полчаса отходил. А если б он жене позвонил, представляете, что с ней могло быть?
И Прошкин печально вышел в коридор. А в коридоре курил председатель месткома.
— К врачу иду, — сказал Прошкин. — Знаете, как это бывает? Сначала сильное волнение, а потом полный упадок сил.
И Прошкин пошел к выходу.
— Уж не знаю, доползу ли до поликлиники, — сказал он гардеробщице. — Воздуху не хватает. Будто как ударило чем. Эх!