В час дня, Ваше превосходительство
Шрифт:
— Мы в прошлом году в Кубинке дачу снимали. О господи!
«В районе Боровска ценой больших потерь противник оттеснил наши части к реке Протва, а затем к реке Нара».
— А мы хотели летом отдыхать в Наро-Фоминске, там у мужа родственники. Там знаете какой воздух!
— Говорят, там микроклимат.
— Тише! Что вы, право!
«На Волоколамском направлении…»
«Яхрома… Юхнов… Медынь…»
«Внимание! Внимание! Товарищи! В час грозной опасности для нашего государства Родина требует от каждого из нас величайшего напряжения сил, мужества, геройства, стойкости… Родина зовет нас стать
«По постановлению Государственного Комитета Обороны в городе Москве и прилегающих районах с 20 октября вводится осадное положение».
— Вот это правильно!
На восток шли эшелоны — увозили детей, женщин. Перебирались на Урал, в Сибирь заводы, институты.
К Москве торопились уральские, сибирские дивизии…
Вечером 6 ноября немецкие самолеты пытались прорваться к столице. Стреляли зенитки. Осколки снарядов падали на асфальт.
Когда-то после радостных слов: «Угроза воздушного нападения миновала! Отбой!» — мальчишки бросались подбирать осколки, теперь никто не обращал внимания, надоело. Осколки убирали дворники.
Отмечалась двадцать четвёртая годовщина Октября.
Кто бывал на торжественных заседаниях в Большом театре, тот знает, какая атмосфера царила перед началом и в перерывах. Люди собирались известные на всю страну, серьезные, деловые — руководители наркоматов, предприятий, организаций, знаменитые рабочие, колхозники, ученые, артисты, художники. Здоровались, обнимались, иные, проводя всю жизнь в хлопотах, заботах, только тут и встречались…
А иной раз кое-кто, тут дела хозяйственные решал, причем такие, о которых до этого месяцами спорили и никак решить не могли, а тут договаривались за пять минут — обстановка товарищества, единства помогала убрать все мелкое, что мешало.
И всегда перед началом стоял веселый гул.
На станции метро «Маяковская» было тихо. Не слышно даже сухого, резкого хлопанья зениток — глубина солидная.
Медленно подошел поезд. Прибыли члены правительства, Государственного Комитета Обороны, Сталин. Тишину разорвали аплодисменты. Сталин поднял руку: «Не надо! Нынче не до аплодисментов».
В Архангельске, в Казани, в Тбилиси, в Иванове, в тысячах городов и сел, в штабах полков, дивизий, корпусов, армий, в матросских кубриках, на подводных лодках, на заводах, где собирали танки, в эшелонах, идущих с курьерской скоростью на запад, в госпиталях — всюду, где работало радио, люди произносили:
— Тише! Тише!
Ждали — сейчас будет говорить Сталин. Над страной летел знакомый каждому глуховатый голос, вселявший надежду, уверенность:
— Никогда еще советский тыл не был так прочен, как теперь. Вполне вероятно, что любое другое государство, имея такие потери территории, какие мы имеем теперь, не выдержало бы испытания, пришло в упадок…
— Верно, товарищ Сталин, правильно!
— Наша армия действует в своей родной среде, пользуется непрерывной поддержкой своего тыла…
— Правильно! Совершенно верно!
— Немецкие захватчики хотят вести истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат…
— Получат!
— Никакой пощады немецким оккупантам! Смерть немецким оккупантам!
— Смерть! За все заплатят, за все!
Позднее, после перерыва, торжественный, праздничный голос:
— Выступает народный артист СССР Максим Дормидонтович Михайлов… Взрыв аплодисментов.
— «Вдоль по Питерской…»
— Слышите, товарищи? Вы слышите? Поет Михайлов! Значит, порядок!
— Порядок! А вы что думали?!
Ветер! Ветер! Холодный, пронизывающий до костей. Ветер кидает сухой снег в строгие лица неподвижно стоящих на Красной площади солдат.
Небо над Москвой заволокли серые, свинцовые тучи.
«Может, и лучше?.. Плохая видимость!»
Восемь часов. Кто это там первый появился на трибуне Мавзолея? Неужели?
Из Спасских ворот на коне выехал Буденный.
— Товарищ Маршал Советского Союза! Войска для парада в ознаменование двадцать четвертой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции построены. Командующий парадом — командующий Московским военным округом генераллейтенант Артемьев.
— Здравствуйте, товарищи!
— Здравствуйте, товарищ Маршал Советского Союза!
— Поздравляю вас с праздником!
— Ура! Ура! Ура!
И была произнесена Сталиным речь:
— Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики… Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии. Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!..
На Бородинском поле снова бой. В подмосковных селах и городах — бой!
Вставай, страна огромная,Вставай на смертный бой…Прямо с парада, с Красной площади — в бой, на фронт, проходивший по реке Наре, Истре, по каналу Москва — Волга, под Крюково, Дубосеково.
Многие не вернулись.
Солдаты, офицеры и генералы 16-й, 19-й, 24-й, 32-й армий — живые, вышедшие из вяземского окружения, погибшие, попавшие не по своей воле в плен, все выполнили свой долг, помогли отстоять Москву.
Они дрались до последнего патрона, до последней капли крови. Дрались раненые, дрались умирающие. Они затормозили наступление двадцати восьми немецких дивизий, остановили их под Вязьмой, помогли погасить «Тайфун», пока другие армии готовились к великой победоносной битве.
Честь им и слава, как и всем тем, кто стоял под Москвой, кто отстоял столицу!
Иди, Власов, иди…
В тоскливые, однообразные дни врезались дни ужасные, немыслимые.