В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина
Шрифт:
Солнце, размытое в белой пелене и растекшееся по небу огромной лужей, поднималось все выше и выше. Ветер изменил направление и резко стих. Буран ушел на север, будто его смахнули рукой, как занудливую муху со стекла. До берега оставалось не более полукилометра, но драгоценное время было упущено. Команда Сорокина превратилась в рассыпанные горошины на белой скатерти, теперь ее можно обнаружить невооруженным глазом. Маскхалаты командир найти не смог, а белые полушубки на фоне чистого снега походили на чернильные кляксы в тетрадке первоклассника. Ускорили шаг. Через пятнадцать минут достигли
— Слушай мою команду, — обратился Сорокин к бойцам, — косоглазых не трогать, остальных брать только живыми, огонь не открывать. Ткачук и Сазонов — на маяк, подняться до купола. Докукин, Лавров, Венгеров, Тучков — проверить сараи. Перебрать все бревна до колышка, прощупать мешки. Я, Масоха и Бородулин — в здание. Проверять каждый угол. Остальные остаются на плацу контролировать все передвижения. Взять в обзор все двери. Задержанных сгонять в первый сарай и вязать. Побоев не наносить. Сигнал о помощи — две короткие очереди. Вперед!
Группа рассыпалась по территории. Люди имели конкретную задачу, но не знали, с чем им придется столкнуться. С зеками все просто, они похожи на озлобленных псов с вырванными зубами, стрелять в них не возбраняется. Шаг влево, шаг вправо — и ты покойник. Кого им надо ловить на маяке в отдалении от лагерей, солдатам неизвестно. Да и был ли здесь кто?
Первым об этом узнал Докукин. Он получил хороший удар бревном по лбу как только вошел в сарай. Причем били сверху. Лавров этого не понял. Нервы не выдержали, он полоснул парой очередей по дровам и тут на него свалился «ангелочек». Боец выронил автомат и рухнул на землю. Кулак врезался ему в переносицу, хрящик треснул. Вспышка в глазах — и белый свет померк. На выстрелы подоспели Венгеров и Тучков.
Повезло ребятам: рука человека в черном едва не дотянулась до автомата. Тучков бросился на нападавшего, загородив его своим телом от направленного Венгеровым ствола. Парень в черном допустил ошибку — перекинул через себя Тучкова да так, что тот сбил штабель дров и «ангелочка» засыпало. Ствол уперся ему в грудь.
— Лежать, гнида! Не уйдешь. Вы окружены. Убедительно получилось. Венгеров был самым здоровым мужиком да еще обладал зычным басом.
— Стреляй. В лагерь я не вернусь.
Пара слов — и вся биография. Сам себя выдал, дурак.
К сараю подоспел оставленный на плацу солдат.
— Вяжи его, Котенков. Больно резвый попался. Обойди с боку, не загораживай.
Из-за кучи дров появилась голова Тучкова. Силы стали неравными. Достали веревки из-за пазухи. Постарались на славу, упаковали так, что поверженный едва дышал. Докукин начал приходить в себя. Задержанного посадили и прижали к стенке.
— Сколько вас здесь? — пробасил Венгеров.
— А ты посчитай, начальник.
Венгеров достал папиросу и вышел из сарая. Остальные по-своему расценили это и оттянулись, как смогли. Пленника зима спасла: солдаты, обутые в бурки на войлочной подошве, били не больно. Случись такое летом, кирзухой все ребра переломали бы.
— Хватит! — гаркнул сержант
В здании все обошлось без приключений. Эвенки спали или делали вид, что спали. Будить их не имело смысла. Они люди ушлые, начнешь задавать вопросы, тут же забывают русский язык, но, когда есть возможность что-то попросить, другое дело — «Евгения Онегина» наизусть прочтут без запинки. Обыск здания ничего не дал. Сорокин с помощниками не слышали стрельбы, ветер дул в другую сторону, да и стены были крепкими. В последний момент подполковник решил все же проверить чердак.
Что такое чердак? Пыль, мрак, паутина, хлам. Вошли и обомлели. Яркий свет. Весь потолок лампочками усеян. По углам печки. Все пространство в зелени. Сотни ящиков с землей, а из них торчат ростки зеленого лука, петрушки, моркови и даже капусты. К потолочным балкам тянутся нити с вьющимися по ним побегам огурцов. Такого урожая хватит на целый лагерь. Садовода застали врасплох. В руках у него были самодельные грабельки из загнутых гвоздей и совочек из консервной банки. Увидев вошедших, он даже не вздрогнул. Невысокий, упитанный, лет сорока мужичок в чистом фартуке, опрятный. Очки его портили — левое стекло отсутствовало, правое было треснуто, а дужка проволокой перевязана.
— Вы ко мне, уважаемые?
Появление человека с кошмарным шрамом на щеке, в подполковничьих погонах и с автоматом не могло предвещать ничего хорошего. Старший лейтенант с гусиной шеей и сбитым на бок носом тоже не отличался доброжелательностью, да и боец с сытой злобной мордой явно не набивался в друзья.
— Я подполковник Сорокин. А вы кто?
— Кубанский казак Герасим Лебеда.
— Хорошее у вас хозяйство. Видна рука мастера. Дома, поди, хлебушек сеяли?
— Всякое приходилось.
— И давно в бегах?
— Полтора года.
— В каком лагере срок тянули?
— Не в лучшем. Оротуханский леспромхоз.
— Шутите? До Ягодинского больше пятисот верст.
— Да хоть пять тысяч. Ушли бы и дальше, да море дорогу преградило.
— Одному столько не пройти. Где остальные?
— Просьбочка у меня к вам, гражданин подполковник. Вы труды мои не губите, без витаминов здесь не прожить. А меня можете к стенке ставить, я давно готов. Вы что-то задержались.
— Я ищу моряков со сторожевого корабля «Восход». Вы не могли его не видеть, он стоит в бухте Тихая.
— Корабль видел, моряков не приходилось. Они же бродяги, на месте сидеть не будут. Не там ищете.
— Ладно, казак, собирайся, поедешь с нами, только придется сани найти, лишних мест у меня нет.
Лебеда сложил в ведро инструменты и снял фартук.
Подниматься по винтовой лестнице на самую верхотуру было тяжело, солдаты упарились, полушубки пришлось снять. Ефрейтор Сазонов глянул вниз в круглый проем, стало не по себе. Лестница крепилась вдоль стены, а середина оставалась пустой, как ствол ружья. Сверху вниз тянулись канаты, перила имели сомнительную надежность, так что приходилось жаться к кирпичной кладке.