В чужой игре
Шрифт:
– Не чирикает, – подал голос другой сотрудник.
Подшивалов пристально посмотрел в его сторону, затем продолжил все так же спокойно:
– Он прибрал к рукам чужую зарплату… Возможно, работал вместе с бухгалтером. Надо вернуть людям деньги, но мы не можем этого сделать.
– Почему?
Оперативники оживились.
– Дело в том, что наш человек, который нам помогал, уехал из города, – говорил Подшивалов. – Другой слишком известен… Остальным нельзя доверять. Короче, в запарке мы,
– И вы хотите…
– Вернешься в камеру, расскажешь свою историю – как тебя менты в очереди взяли. Старайся быть правдивым и ненавязчивым. Будут спрашивать – отвечай. Сам в душу не лезь. Сидеть придется дня три.
Векшин чуть не упал со стула. Трое суток! В одной камере с негодяем!
– Мы заплатим, – пояснили ему. – И справку дадим… Находился на лечении в областной больнице.
– У меня мать дома одна…
– Ей сообщат. С этого момента ты станешь нашим человеком.
– А если меня расколют?
– А ты постарайся. Возможно, он решится на побег либо ещё на что-то. Пойми ты – у него денег целый мешок. Месячная зарплата…
– Ты нужен нам, – говорили остальные. – Без тебя нам кранты…
Векшин понял это сразу и теперь лишь поддерживал разговор.
– А с Печкиным мы решим – ты же не крал чужие деньги.
Подшивалов выдвинул ящик письменного стола. Внутри что-то щелкнуло, и послышался голос:
– «Один ты был?»
– «Один…»
– «Вот видишь, добровольное признание смягчает вину…»
Подшивалов выключил диктофон.
– Это на всякий пожарный – вдруг ты начнешь вилять. Но если ты согласен, то мы подпишем с тобой соглашение.
Открыв сейф, он вынул бланк. Вписал необходимые данные и протянул Векшину.
– Выручай нас, парень.
Векшин взял ручку и расписался.
– Поздравляем. Теперь ты наш. Иди в камеру и расколи его…
Петра вновь отвели в камеру и оставили одного. Так он стал агентом криминальной милиции.
«Я не артист, поэтому в душу к нему не полезу, потому что это подозрительно, – решил он. – Надо молчать. И этот будет верно…»
Примерно через час к нему ввели сокамерника. Тот сел на просторные нары, занимавшие половину помещения.
– Козлы! – произнес он, утирая лицо платком.
Векшин молчал, лежа в полутемном углу.
– Тебя-то за что? – спросил сокамерник.
Векшин, не отвечая, сел, уперся локтями в колени.
– Свихнуться здесь можно, если молчать, – продолжил сокамерник. – Меня Эдуардом зовут, а тебя?
– Векшин…
– Будем знакомы.
Эдуард пересел ближе.
– Сигареты есть? – спросил он неожиданно.
– Выгребли всё…
– Сейчас закурим…
Эдуард нагнулся к полу и полез пальцами в щель между стеной и стойкой. Вынул сигарету, затем вторую. Следом появилась спичка и обломок спичечной коробки.
– Здесь так. Закуривай, – и протянул сигарету.
Они закурили. Дым медленно полз к электрической лампочке над дверью.
– За что тебя? – снова спросил Эдуард.
– Нет у них доказательств, – ответил Векшин. – Там много таких стояло. А кошелек – не доказательство.
Сокамерник слушал с интересом.
– Кошелек хотят на меня повесить, – продолжал Векшин. – А в кошельке пусто. Хоть бы копейка была.
– На покупке тебя поймали, – ухмыльнулся Эдуард.
– Одно не пойму – как он в моём кармане оказался. Разве же так бывает, чтоб кошельки летали?
– Меня тоже ни за что. Прикинь! Если ты крутил баранку и вез деньги – значит, ты вор. Короче, получили мы деньги с бухгалтером. В банке. Сели в машину. Я скорость не успел врубить – лезет один в машину. Будто негр. Короче, с чулком на морде, а в руке у него, не поверишь, обрез двуствольный.
– Ух ты!
– Короче, стволину в бок и велел сразу ехать – на Верхнюю Террасу. Оттуда прямиком в Старую Майну, потом за Красную Речку – и в лес. Там пересел на свою машину и ручкой нам помахал. Мы в погоню, а у нас бензина две капли… Короче, заглохли поперек дороги – прикинь!
Он замолчал, прикурил потухшую сигарету и вновь продолжил:
– Но только не верит никто. Этот еще в бега подался.
– Кто?
– Бухгалтер, я ж говорю. Добрались до города – он и пропал. Теперь ни денег, ни бухгалтера. Полный «дипломат» денег был. Разными купюрами. Представляешь?
Векшин молчал.
– Теперь менты шьют мне дело – из-за того, что я в пацанах сидел…
Петр о себе больше не рассказывал и ни о чем не расспрашивал. Странно было слышать от сокамерника историю о неизвестном грабителе.
Ночью Векшин почти не спал и лишь к утру забылся, а с утра их снова повели на допрос. На втором этаже их развели по разным кабинетам. Вместо следователя Печкина в кабинете сидел Подшивалов. Он встретил Векшина вопросительным взглядом. Тот присел к столу и повторил услышанное.
– Лапшу вешает, – усмехнулся Григорий Олегович. – История рассчитана исключительно на тебя, поскольку на допросах Эдуард говорит по-другому. Тебе об этом не надо знать – запутаешься. Но если мы начнем разрабатывать именно эту тему, он сразу поймет, кто ты на самом деле.
Векшин соглашался с доводами оперативника.
– Теперь ты понимаешь, с кем мы имеем дело… – говорил Подшивалов. – Придется тебе опять идти в камеру. Скажешь, не хотят тебя отпускать. Ругайся, матери нас как следует. – И вдруг спохватился: – Извини, накормить ничем не могу – он может понять. Через час тебе вручат передачу от матери.