В дали веков
Шрифт:
Всякий, имевший нужду, – будь то простой родич, старейшина или боярин – свободно допускался к князю, и каждый уходил удовлетворенный, довольный. Для всех находилось у Рюрика и слово ласковое, и взор приветливый.
Были, конечно, на Ильмене и недовольные. Рюрик старался быть по возможности справедливым ко всем; но в споре, в тяжбе одна из сторон даже и вполне справедливым решением оставалась недовольна. Так уж всегда бывает, так было на первых порах и на Ильмене.
Вздумал было какой-то род не подчиниться княжьему приговору по
– Что он с нами поделает! Мы сами за себя постоять сумеем. Пусть-ка попробует заставить нас! – говорили в непокорном роду.
Послы князя были оскорблены, а тут обиженный снова ударил князю челом.
– Коли ты не справишься, за меня не заступишься, так мой род сам управу найдет, – говорил челобитчик.
Положение было затруднительное. Не удовлетворить обиженного – значило снова дать возникнуть на Ильмене разным неурядицам, но Рюрик быстро нашел выход.
Он решил пожертвовать одним непокорным родом, чтобы спасти остальные от всех ужасов нового междоусобия.
Послан был князем сильный отряд, отданы были распоряжения наказать, как можно строже, непокорных.
Во главе отряда поставлен был даже брат великого князя – Трувор.
Трувор был молодец решительный, медлить он не любил, все окрестные леса и трущобы знал превосходно. Как снег на голову, явился варяжский отряд в непокорное селенье; прежде, чем родичи успели вооружиться и дать отпор, их хижины уже запылали.
Кое-кто из мужчин кинулся на варягов, но тех было много, вооружены они были прекрасно, и варяги подавили вмиг сопротивление.
Не удалось спастись и тем, кто попытался укрыться в дремучих окрестных лесах. Трувор послал за ними погоню, состоявшую из воинов, которым каждая тропа была известна. Всех настигли, всех истребили княжеские дружины, никому они пощады не дали, самое селение с лица земли стерли и, обремененные богатой добычей, вернулись в старое городище.
Так был приведен в исполнение княжеский приговор.
Добычу Рюрик частью разделил между всеми варягами, частью отдал обиженному, а женщины непокорного рода стали женами молодых варягов.
Этот пример подействовал.
Увидали в родах, как тяжко карает князь непокорных, и никто уже не осмеливался противиться его приговорам. Поняли родичи, что и в самом деле единая правда воцарилась на Руси, и, волей-неволей, приходилось ей подчиняться.
Впрочем, все этим были довольны. Ясно увидали люди, что и слабому есть на кого надеяться, есть у кого от сильного защиты искать.
Сила на Ильмене перестала быть правом.
Знал обо всех толках и Рюрик, знал и радовался. Понимал он, что доволен им и его правдой народ славянский.
Но, однако, нашлись и недовольные.
Однажды Рюрику сообщили, что к нему идет большое посольство от кривичей, веси, мери и дреговичей.
Слух оказался верным: посольство явилось и принесло князю обильные дары. Рюрик
– Бьем тебе челом, княже великий! – повели свою речь послы, когда Рюрик допустил их к себе.
– Буду вас слушать, – ответил князь, – смело говорите все, чего ищете, и уверены будьте, что поступлю с вами по справедливости. Неправды ищете – вас покараю, за правдой пришли – за вас заступлюсь.
– Правды ищем мы, княже, твоей правды, за ней и пришли к тебе.
– В чем же ваше дело?
– Слушай нас, князь! От лица племен наших говорим мы с тобой. Забыл ты нас, все с одними ильменцами занят. А не одни они на Руси твоей.
– Знаю, что не одни. Знаю и об вас. Только чего вы от меня хотите?
– Когда уговорил новгородцев Гостомысл направить послов к тебе и наши старейшины вместе с ильменцами клятву тебе давали, и наши старейшины вместе с их старейшинами на поклон к тебе ходили, стало быть, и нам ты князь, а нет у нас твоей единой правды. Прежние смуты творятся в родах наших, а ты далеко от нас, некому виновных покарать, некому и суд между нами творить. Бьем тебе челом – дай и нам твою правду!
Рюрик надолго погрузился в глубокую задумчивость. Просьба посланников не удивила его, но заставила искать выход из нового тяжелого положения. Не удовлетворить посланцев четырех могучих племен, оставить их без «княжеской правды» было опасно. Если бы эти племена возмутились, они легко увлекли бы за собой еще не вполне успокоившихся ильменцев.
– Вижу теперь, в чем у вас дело, – заговорил наконец князь, – вижу, что и впрямь вы правды ищете. Только вот, как быть с вами, не знаю.
– Раздумай за нас, надежда наша, Слезно молим.
– Вот я и думаю. Сам бы я к вам пошел, да не могу быть среди вас. Лучше вы ко мне приходите.
– Далеко к тебе, княже, и не посмеем мы беспокоить тебя из-за всякой малости.
– И это верно вы говорите! Согласен с вами. Чувствую я, что должен дать вам правду, но как я вам дам ее, об этом узнаете после. А теперь покуда пойдите, отдохните с дороги и спокойно ждите моего решения.
Князь приказал возможно радушно принять и угостить послов, что и было исполнено. Старого меду для послов не жалели. Они опоражнивали кубок за кубком, славя при этом князя – «солнышко красное».
А пока пировали послы, в советной княжеской собрались вокруг Рюрика: его названный брат Олег, Синеус, Трувор, Аскольд, Дир и другие ближние советники. Думали они глубокую думу, как им быть с делом посланцев, какую им правду дать.
– Вот, что я тебе скажу, мой Рюрик, – говорил Олав, прозванный на Руси Олегом, – и знаю я, что ты примешь совет мой. Одни ли кривичи, одни ли весь, меря, дреговичи под твоей властью? Вспомни ты, что есть, кроме них, и еще другие племена.
– Я понимаю, что хотел сказать ты, мой Олав. Знаю, есть еще поляне, дулебы, древляне, но те не клялись мне в верности и не ищут моей правды.