В Датском королевстве…

Коллектив авторов

Мы повесили плащ Эрлинга на первый крючок в прихожей, выделив для него мою лучшую вешалку: она покрыта слоем пенорезины и обтянута натуральной кожей. Первое, что бросалось в глаза при входе, был этот плащ, и с каждым днем я все больше убеждался в том, как он похож на Эрлинга: такой приветливый, немного неуклюжий, рассеянный, но при этом само воплощение доброты и честности. Сморщенный и измятый воротник напоминал его выражение лица, когда он пытался самыми простыми словами объяснить такому, как я, чем он занимается. Излучающий одаренность, сосредоточенный воротник. И петелька, конечно,

оторвана — такие мелочи Эрлинга не интересуют. Я попросил Лотте пришить петельку, чтобы к моменту его прихода плащ стал еще лучше.

Как-то вечером, предвещавшим приближение дождя, появился Эрлинг. Я торжественно помог ему облачиться в плащ, Лотте застегнула пуговицы и разгладила складки, и вот я развернул его к зеркалу:

— Ну, что скажешь?!

Эрлинг долго глядел в зеркало, затем перевел взгляд вниз, приподнял одну из пол плаща, повернулся к нам со смущенной улыбкой и сказал:

— Мне как-то неловко об этом говорить, но на самом деле это не мой плащ. Мой почти кремового цвета. И сшит из менее плотного материала. Да и не такой просторный. Моим он быть просто не может.

— Может, ты плохо помнишь? — спросил я, несколько оскорбившись.

— Да нет, как я мог забыть! Посмотри-ка на рукава, они почти доходят до кончиков пальцев. Должно быть, я забыл свой плащ в Скельскёре, как думал сначала. А этот, по-видимому, забыл кто-то другой.

Когда он ушел, не забрав плаща, Лотте сказала:

— Значит, его забыл кто-то другой.

— Неужели? А ты была уверена, что это его плащ.

— Я и правда так думала!

Она поднесла плащ к свету и стала ощупывать материал.

— А если предположить, что ты хотела меня в этом убедить?

Она резко подняла голову.

— И зачем, интересно, мне это понадобилось?

— Да, мне тоже очень интересно. На кой черт тебе это?

Не проронив ни слова, она швырнула мне плащ и ушла в свою комнату. Я попытался войти, но она заперла за собой дверь.

Я повесил плащ в своей комнате, зацепив вешалку за полку перед письменным столом. Включил настольную лампу и направил ее, словно прожектор, на плащ, так что резко проступили все складки и морщинки. Как же это я раньше не заметил? Было в этом одеянии что-то такое сомнительное, подловатое. Этот потасканный и изрядно помятый воротник источал сильный потный запах нечистой совести. Под таким плащом скрывают низкие намерения. Широкоплечий, коренастый тип, при ходьбе засовывающий руки глубоко в карманы — огромные волосатые похотливые ручищи.

При мысли о том, что я надевал этот плащ, меня бросило в дрожь. Пришлось выпить виски без льда.

Как-то поздним вечером… нет, как правило, по вечерам я дома. Прямо средь бела дня. Почему бы и не утром, как только я уехал на работу в рекламное агентство? Этот плащ способен на все. Вот звонят в дверь, она открывает, помогает снять плащ. Как здорово, что ты пришел, любимый мой. Или милый. Или дорогой. Меня сейчас вырвет. Еще виски. Вешает плащ на один из последних крючков под другую одежду. Чтобы, если этот тип забудет его или впопыхах будет уходить через черный ход, плащ не сразу попался мне на глаза. А потом… А потом…

Еще виски. Достаю нож, чтобы

разодрать этот плащишко. Нет. Он же может принадлежать кому-нибудь из наших друзей. Просматриваю список телефонов. Приходится морщить лоб и щурить глаза, чтобы буквы не расплывались: Сёрен, Кудрявый, Сёнергор… нет, размер не подходит. Ладно бы еще кто-то из них!

Еще виски. Ах, Лотте, я был бы только рад за тебя, если бы ты наставила мне рога с кем-то из наших друзей, но почему ты закрутила пошлый роман с этим совершенно незнакомым мне, грубым, смердящим, потным, похрюкивающим, похотливым, похожим на обезьяну кобелем… неужели этого тебе нужно? Тогда зачем ты связала свою судьбу со мной? Просто, чтобы я тебя обеспечивал?

Еще виски. Больше не могу. Рвотные позывы. Хочу сделать шаг и вытошнить все содержимое желудка в эти огромные оттопыренные скотские карманы, поднимаюсь, падаю на пол и засыпаю.

Просыпаюсь на следующее утро и вижу, что Лотте несет мне завтрак на подносе. Не говоря ни слова, она ставит поднос рядом со мной на пол.

В течение двух недель мы практически не разговаривали, обходясь короткими сухими фразами. «Не забудь заплатить за электричество». «На кухне перегорела лампочка». «Звонил твой брат. У него все в порядке». «Передай, пожалуйста, соль». «Я положила чистые носки в ящик комода».

Уходя утром на работу, я вешал плащ на первый крючок. Возвращаясь вечером домой, я обнаруживал, что она перевесила его на четыре крючка дальше. Каждый день на протяжении двух недель.

Зато наша рекламная кампания, продвигающая шоколадных квакушек, достигла значительных успехов. Я сочинил несколько довольно удачных слоганов, например:

Не спеши сесть в легковушку, Съешь скорее ты квакушку!

В начинке было немного коньяка, вернее бренди, поэтому у меня получились и такие строчки:

Погоди идти в пивнушку, В рот быстрей отправь квакушку!

Но больше всего успехом пользовался такой слоган:

Лучше даже пива кружки Шоколадные квакушки!

Рано или поздно нам пришлось бы, конечно, поговорить, но никто не делал первого шага. Я молчал, потому что, наверное, в глубине души боялся узнать всю правду. Она — наверное, потому что не хотела открывать всю правду. Или — у меня была слабая надежда — потому что была невиновна и ждала моих извинений.

Как-то вечером к нам пришла мать Лотте. Всем было неловко. Она сразу заметила, что между нами что-то не так, но тактично сделала вид, что все как обычно. Однако начала тараторить с натужным весельем, что совсем на нее не похоже. Это вогнало нас в полнейшие уныние, и в итоге мы сидели как воды в рот набрав, сверлили ее взглядами и думали только о том, чтобы она поскорее ушла. Наконец, сдавшись, она устало поднялась, устремила на нас полный какой-то безысходности взор и сказала:

— Ну ладно, мне, наверное, пора.