В дебрях Африки
Шрифт:
На другой день мы вышли на рассвете и продолжали путь долиною Намианжи, которая узка, извилиста, местами лишь расширяется в просторный и гладкий горный уступ. Пройдя один час, мы с северо-востока круто повернули на юго-восток и потом на юг, вдоль другой долины. Нам то и дело попадались великолепные стада жирного и крупного скота, выгоняемого из зериб на пастбища, больше похожие на высохшую степь, чем на зеленый луг; впрочем, в сырых местах они довольно зелены. Вскоре долина опять повернула к востоку и привела нас к ущелью, в которое мы вступили, и через полчаса начали подниматься по обнаженному склону скалистой горы. Дойдя до ее вершины, мы перевалили через узкий гребень и по южному откосу спустились в котловину, изобилующую банановыми рощами, пастбищами и стадами; солнце жгло немилосердно, и мы поспешили укрыться от него в селении Виаруха.
Покидая долину Намианжи, наш арьергард был несколько сконфужен неожиданным обстоятельством: туземцы, до сих пор относившиеся к нам так мирно и дружелюбно, вдруг точно взбеленились, собрались толпой и начали испускать воинственные клики, сопровождая их угрожающими жестами. Два раза они как будто шли в атаку, ограничиваясь, однако, тем, что грозно подымали копья и замахивались ими; наконец в третий раз, полагая, что арьергард должен быть страшно напуган их численностью, они послали ему вслед восемь или десять стрел. Тогда командир приказал сделать по ним несколько выстрелов холостыми зарядами, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы обратить их в бегство: с громкими криками они поспешно полезли на горы.
Тотчас вслед за нами (но мы об этом ничего не знали) шел принц Учунку, наследник анкорийского престола, со своею свитой мушкетеров и копьеносцев и со вторичною депутацией от угандских христиан. Принц, по воле своего родителя, направлялся в наш лагерь, чтобы побрататься кровью со мною и заключить дружественный союз. Слыша выстрелы, принц пожелал узнать причину, и несколько вахумских пастухов, бывших свидетелями нападения на нас туземцев, объяснили ему, в чем дело. Тогда принц послал за ними вдогонку своих мушкетеров, которые двоих ваньянкора убили, а двадцать обезоружили.
В 2 часа дня принц Учунку со свитой пришел в Виаруху и тотчас попросил свидания. Это был мальчик лет тринадцати или четырнадцати, с очень милым, кротким лицом чистого абиссинского типа, настоящий мхума. При нем состоял воспитатель, или попечитель, он же и начальник принцевых телохранителей, вооруженных копьями и карабинами. Он привел нам в подарок двух огромных быков, но один был до того жирен, и с такими непомерно длинными, тяжелыми рогами, что путешественник из него вышел бы очень неудобный, а потому мы велели зарезать его на мясо. Мы обменялись с принцем обычными дружелюбными приветствиями, и когда принц до некоторой степени насытился зрелищем всех диковин нашего лагеря, мы сговорились назначить церемонию на завтрашний день.
23 июля состоялось торжество, обставленное всевозможною пышностью. Занзибарцы, маньемы, суданцы под ружьем выстроились по скату холма, метров за четыреста от нас, готовые по первому знаку салютовать принцу холостыми зарядами. Пушку мы тоже зарядили и поставили для пущего эффекта.
Церемониал начался с того, что разостлали персидский ковер, на который мы с принцем сели, поджав ноги по-турецки и взяв друг друга за левую руку и опираясь ими на колена. Искусные операторы подошли и каждому из нас сделали на левой руке надрез; потом они взяли по кусочку масла, положили их на два листочка, служивших вместо тарелок, смешали масло с нашею кровью и, обменявшись листочками, помазали смесью нам по лбу. Таким образом церемония обошлась без той отвратительной формальности, которая
обязательна между племенами бассейна Конго. Принц, приходившийся мне теперь младшим братом, взял меня за руку, повел в мою хижину и стал улыбаться с самым радостным видом. Я порадовал его юную душу тем, что подарил ему несколько кусков отборных каирских тканей, а паша и египетские дамы прислали ему ожерелье из крупных, красивых бус, что сразу завоевало нам его сердце. Воспитателю мы подарили корову, а телохранителям на угощение быка. В свою очередь и принц должен был подарить крупную козу нашему искусному оператору, так как даже и в области Конго эта должность считается чрезвычайно почетной, и за подобные услуги всегда принято одаривать щедро.
По данному знаку наши люди пять раз дали залп из ружей к великому восхищению принца; но когда пушка стала стрелять картечью, и он увидел, какие облака пыли подымаются на противоположном холме от падающих пуль, он пришел в неописуемый восторг и, вероятно, чтобы удержаться от слишком громких криков, крепко зажал себе рот рукой. Потом наши люди спорили, почему он это сделал. Некоторые утверждали, что он боялся, как бы не растрескались его прекрасные зубы, которые со страху будто бы слишком сильно стучали; но я убежден, что это было просто ребяческое движение, выражавшее чрезвычайное удовольствие и удивление.
С этого дня я теперь публично признан гражданином Анкори; отныне я имею право отправляться куда мне угодно по всему владению Антари, останавливаться и селиться, где захочу, и пользоваться плодами всякой плантации, какая мне приглянется. Только рогатый скот, козы и оружие рассматриваются здесь как частная собственность, на которую даже король не имеет права, исключая тех случаев, когда они принадлежат преступникам, имущество которых поступает в распоряжение короля. Помимо дарованных мне прав, принц поклялся еще именем своего отца и по его поручению, что всякий белокожий человек, который придет в Анкори с рекомендацией от меня, будет принят так же хорошо, как я сам.
Вместе с принцем пришла вторая депутация от христиан Уганды.
Я объяснил Захарию и Самуэлю, что нахожу совершенно невозможным покинуть порученный мне караван, а потому посоветовал им лучше обратиться к Стоксу и к Меккэю, а если можно изложить это дело их доброжелателям в Англии, то за это я с удовольствием возьмусь. Тогда, видя, что я решительно намерен итти дальше, пятеро христиан стали просить позволения вместе с нами итти к морю, на что мы охотно согласились.
24 июля прошли целой вереницей извилистых долин, с обеих сторон теснимых горными пастбищами, почерневшими от недавнего огня, между тем как травы всюду совсем побелели от времени и засухи; дойдя в долину Мавона, мы стали постепенно спускаться в котловину через редкий лес акаций, там и здесь перемешанных с молочаями, репейниками и высокими алойниками. Селение Мавона изобилует огородами, производящими много всякой всячины: гороху, бобов, бататов, маниока, огурцов, баклажанов и бананов.
На другой день, пройдя четыре с половиною часа по долине Мавона, мы вдруг очутились в виду долины Александры и убедились, что линия холмов на юго-юго-восток отсюда тянется уже по ту сторону реки в области Карагуэ. В это время года оба берега одинаково непривлекательны на вид: ландшафт не представляет ни одного зеленого уголка, ни одной плантации, а недавние палы превратили каждую ложбину, холм и поляну в оголенную пустыню, посыпанную черным пеплом.
26 и 27 июля переправлялись через реку в четыре приема на самых неуклюжих челноках, какие можно себе представить.