В дебрях Африки
Шрифт:
Из Китетэ видна была значительная часть юго-восточного конца озера Альберта-Эдуарда. Мы находились на высоте 300 м над ним.
Солнце сияло очень ярко, и на этот раз километров на пятнадцать вперед мы могли кое-что рассмотреть сквозь туман. От 312 1/2° до 324° (по магниту) нижняя равнина была рассечена длинными рукавами и протоками озера, окружавшими множество низких островков. На 17 1/2° (магн.) гора Нсинда подымалась на 750 м над уровнем озера; за нами в расстоянии пяти километров возвышалась горная цепь Киньямагара, а на восток от глубокой долины, отделявшей ее от высокого плато Анкори, виднелись крутые обрывы и мрачные скалы западных склонов хребта Дении.
На переходе 5 июля мы шли к востоко-северо-востоку, все время слегка поднимаясь вплоть до селения Кибунга, у подошвы хребта Денни. Гора Нсинда приходилась от нас теперь на северо-северо-запад, а прямо против селения высилась Киньямагара. В треугольной долине между этими горами мы увидели первые стада, принадлежавшие племени ваньянкора.
В величайшем порядке и стараясь держаться как можно теснее, мы поднялись 7 июля на перевал между хребтами Киньямагара и Дении и, достигнув вершины Киньямагара — высоты 2 000 м, — сильно перезябли от царствующего там холодного ветра. Затем мы спустились по восточному склону на 240 м ниже и очутились в главной резиденции Масукумы, правителя приозерной области королевства Анкори.
Масукума оказался превеселым и любезным стариком. Он много наслышался о нас, знал наперечет обо всех наших стычках с уара-сурами и непременно пожелал, чтобы на большом торжественном собрании, состоявшемся под вечер, мы подробно рассказали ему все сначала, "для того, — прибавил он, — чтобы наши старшины узнали, как вы били уара-суров в Мбого, в Утуку, в Авамбо, в Уконжу, в Усонгора и как их дочиста выгнали из Торо". Когда мы исполнили его желание, он промолвил: "Вот так-то нужно бы выгнать униорских разбойников изо всех мест, где они грабили. Ах, если бы знали мы, какие вы там дела делаете, мы бы пошли вам на подмогу, пошли бы вам навстречу до Мрули!" На эти слова вся компания отозвалась громким выражением сочувствия.
Затем явились к нам с визитом жены правителя и местные дамы, украшенные шапочками из бус, множеством ожерельев, кисточек и широкими нагрудниками, также сплетенными из нанизанных бус. Они осыпали нас тонкими комплиментами за совершенные нами подвиги и просили принять заявление их признательности, говоря: "Отныне Анкори ваша страна, ни один подданный короля Анкори не откажется подать вам правую руку дружбы, ибо вы показали себя настоящими ваньявингами".
После них подошли старейшины, седовласые хилые старики, совсем впадающие в ребячество; они протянули нам руки ладонями кверху и сказали: "Приветствуем вас с радостью. Сегодня мы в первый раз видим то, чего отцы наши никогда не видали: настоящих вашвези, истинных ваньявингов. Смотрите на них все! Это они, те самые, которые обратили в бегство Каба-Реги. Те самые, о которых мы слышали, что при виде их уара-суры поворачиваются спиной и бегут так прытко, как будто на ногах у них вырастают крылья!"
Словом, мы не ожидали такого приема в Анкори, когда обсуждали вопрос о дальнейшем своем маршруте вечером 3 июля; и хотя названия «вашвези» и «ваньявинги» казались нам не очень красивыми, но, очевидно, это были очень почетные титулы и произносились с величайшим благоговением как самим Масукумой, так и полуобнаженными невольницами, которые целый день носили нам воду и распевали хором песни.
На другой день нам принесли триста гроздьев бананов и несколько сосудов с банановым вином для угощения на время нашего пребывания у Масукумы. Явились депутации из соседних селений; Масукума взял на себя повторить им повесть о поражении уара-суров и об изгнании их с соляных озер, что вызвало новые изъявления нам благодарности за важные услуги. И в самом деле, если взять в расчет, какое множество племен заинтересовано было в успехе нашего оружия, неудивительно, что все они так обрадовались. Мы нашли ключ к сердцам этих людей.
Скороходы, посланные в столицу государства, воротились на закате солнца с приветствием от королевы-матери. Оно составлено было очень дипломатично, но мы, однако, уразумели его тайный смысл. Вот что там было сказано:
"Масукума даст вам проводников, которые укажут дорогу в Карагуэ. Пищу будут вам давать в каждом месте вашего ночлега все время, пока вы в пределах Анкори. Коз и быков получите сколько угодно. Ступайте с миром. Королева-мать нездорова, но надеется выздороветь и лично принять вас в следующий раз, когда вы опять придете в нашу землю, ибо с этого дня страна ваша, со всем, что в ней есть. Король Антари в отсутствии, он на войне, а так как мать его больна и лежит в постели, то некому вас принять достойным образом".
Надо полагать, что со слов Бевуа и Какури наши подвиги и численность экспедиции сильно были преувеличены в столице, наша длинная колонна, тянущаяся вереницей, показалась им слишком величественной. Очень вероятно, что и страшный «Максим» также возымел на них свое действие; в нашу пользу, конечно, говорило и то, что уара-суры действительно изгнаны из многих округов, и Руиги, король Китагуэнды, восхвалял нас; да, наконец, для них особую важность имело то обстоятельство, что по нашей милости они имели возможность за дешевую цену достать множество соли.
Все это рекомендовало нас с выгодной стороны, и королевское семейство было, пожалуй, искренно расположено оказывать нам всякие любезности; но, с другой стороны, они все-таки опасались, как бы караван, победоносно прошедший через южный конец Униоро, не вздумал как-нибудь повредить Анкори. …
Бедная королева-мать! Если бы она знала, до чего я втайне радовался ее посланию, — наиприятнейшему из всех, полученных мною в Африке, — она бы не беспокоилась о том, как я приму ее слова. В сущности, хотя у нас оставалось еще довольно товаров для меновой торговли с туземцами, но вовсе не было таких богатых предметов, которые прилично было бы принести в дар царственной особе.
Рассказывали, будто в стране много бед причиняют львы и леопарды, однако по ночам мы их не слыхали. Только в первую ночь, проведенную у Масукумы, гиена проникла в лагерь и утащила козу.
Два коротких дневных перехода, один в 4 3/4 часа, другой трехчасовой, привели нас 11 июля в Катару. Дорога вилась по длинной, извилистой долине, между горною цепью Дении по правую руку и Ивендой по левую. Переправлялись через горные потоки, образующие истоки Русанго, реки, текущей к северу, к горе Эдвина-Арнольда, и там впадающей в реку Мпангу, которая течет на юг из гор Гордон-Беннет и Меккиннон. Через Мпангу мы переправлялись прежде, когда шли параллельно восточному берегу озера Альберта-Эдуарда.
Вскоре после прибытия нашего на ночлег с значительною свитой явились принявшие христианскую веру два жителя Уганды: Самуэль и Захария. После первых приветствий они заявили, что желают нечто сообщить мне, если я могу уделить им час времени. Ожидая услышать обычные восхваления королю Мванге, что каждый порядочный мганда, насколько мне известно, непременно делает, я отложил беседу до вечера. Они вручили мне мешок пороху и патронов, принадлежавших одному маньему и поднятых ими на дороге. Такой поступок делал им честь; я взял мешок и положил его на пол у своего стула; но через несколько минут какой-то искусный сын ислама уже стащил его.