В дебрях Африки
Шрифт:
Делегация ушла из моей палатки, по всем признакам крайне довольная, но не прошло и пяти минут, как я услышал залп пятидесяти ружей. Выскочив из палатки, я увидел неприятеля в середине лагеря: один из моих людей лежал пронзенный копьем, козы наши прыгали, как угорелые, угоняемые из ограды, а на дне «нулли» толпились васукумы. Положение было критическое, но, к счастью обошлось без серьезных потерь: семерых туземцев убили, а коз мы всех собрали и привели назад.
На другой день в обычный час выступили в дальнейший путь. По обеим сторонам дороги селения тянулись беспрерывно, и все обитатели южной Нэры высыпали на дорогу… Однако они ограничились тем, что, растянувшись сплошною толпой километра на три, следовали за нами по пятам и от времени до времени стреляли в нас из мушкетов. Это продолжалось три часа; наконец, когда мы выходили из пределов Нэры и вступали в пределы Мамары, они вдруг испустили несколько воинственных воплей и кинулись на нас. Сбросив вьюки, мы обернулись им навстречу, и через минуту они уже разбежались во все стороны. Мы подняли вьюки и пошли дальше. Но туземцы собрались снова и пошли по обеим сторонам нашего каравана; таким образом мы шли вплоть до Секэ, — это был утомительный шестичасовой переход.
22 сентября из северного Секэ мы шли до Секэ Кункуру, т. е. до Главного Секэ (столицы), и все время нас сопровождали громадные толпы. Хотя мы знали, что сдержанность и разные знаки доброжелательства с нашей стороны редко про изводят желаемое действие на дикие племена разгоревшиеся желанием борьбы, однако все-таки не хотели подливать масла в огонь и останавливались лишь в тех случаях, когда они от крыто нападали на нас.
Всем нам до крайности нужно было отдохнуть и освежиться. Весь скот и верховые ослы уже два дня ничего не пили, а в Секэ воды мало, да и та солоновата. Солнце пекло нестерпимо, и кожа на лицах стала темнобурого цвета и трескалась. Трава в поле была так коротка, что скот ничего не мог захватить, и мы вырывали корни, чтобы накормить отощавших животных.
23 сентября дневали. Туземцы показались метров за 800 от лагеря, но мы отогнали их несколькими выстрелами и после семидневного похода с беспрестанными перестрелками могли, наконец, хоть немного отдохнуть.
25-го числа вступили в округ Синьянгу, где женщины встретили нас приветственным люлюлюканьем; оказалось, что тут уже прослышали о нашей "маленькой войне" с васукумами; и каждый встречный старшина выражал надежду на то, что мы хорошенько проучили этот скверный народ, который всегда притесняет проезжих и чужестранцев, да и всем соседям надоел.
Переходя из одного района в другой и всюду встречая совершенно отдельное, обособленное правительство, со своим вождем и советом старшин, с присущими местным обывателям правами и обычаями, нам приходилось считаться еще с личными особенностями главы каждого из этих крошечных государств и менять свой способ обращения с ними согласно возрасту, смышлености и личным вкусам каждого из них.
Вращаясь в этих мелких сферах, мы были вынуждены приноравливаться к ним и повсюду удовлетворять предъявляемые требования. Вот, например, маленький округ Синьянга с населением никак не больше двух тысяч душ, а между тем вождь его и старшины гордятся своими порядками ничуть не меньше того, чем иной монарх со своим сенатом гордятся настоящей империей. Здешний правитель сам чувствовал себя не очень сильным и отлично сознавал, что храбриться ему не пристало, а излишняя навязчивость может быть даже опасна, и тем не менее он настойчиво требовал с нас пошлин в тех размерах, какие считал правильными. Мы уплатили все сполна, сопровождая свою дань приветливыми словами. Местный владыка не захотел остаться в долгу и с не меньшей любезностью прислал нам подарки; тогда и его подданные поспешили к нам в лагерь и натащили кукурузы и прочей провизии в обмен за наши ткани и бусы. Во время этого менового базара они дружились и братались с нашими людьми.
И все-таки в Уриме и в Нэре на нас кидались, как волки, до самых границ провожая нас воинственными воплями и обидными демонстрациями. С обеих сторон нас теснили и к нам приставали воины с устрашающими криками, мальчики с насмешками и девушки с различными гримасами и хихиканьем. Они надоедали нам жестами и терзали слух пронзительными криками, визгом и дерзкими дикими выходками. Все это, конечно, можно вынести, не выходя из себя. Слова их не оскорбляли нас, но поневоле мы были настороже, в постоянно напряженном и сдержанном состоянии.
Только остановишься и раскинешь лагерь — туземцы обступают толпами. Группы длинноногих, нахальных парней останавливаются у самых палаток и то размахивают своим оружием, то дуют в свои пронзительные дудки, то как-нибудь иначе стараются вывести из терпения. И все это только потому, что нашу умеренность принимают за страх. Они озираются вокруг, видят, что их вчетверо больше, чем нас, и начинают шептаться и перебрасываться замечаниями, точно в деревне на ярмарке: "Какая жалость, что их не проймешь ничем! Не хотят драться. А кабы затеять драку, я бы сейчас завладел вон той тканью, или ружьем, или вот этими штуками, что лежат в ящиках" и т. д., до бесконечности. Иногда и вождь проникается такими же стремлениями, и одобряемый уверениями, что тут ничем не рискуешь, вступая в драку, он также пускается в какое-нибудь рискованное предприятие и, потерпев неудачу, сожалеет о ней, а не о том, что попытался ограбить прохожих.
Здешние туземцы не могут при этом оправдываться своим невежеством, как туземцы Центральной Африки. Пятнадцать лет назад я ходил через Усукуму и также платил пошлины, но тогда я ни одному правителю не давал больше десяти или двенадцати кусков тканей, да еще сам получал за это доброго быка или пару коз. С тех пор в здешней стороне перебывало много народу: французские и английские миссионеры и многочисленные арабские караваны превратили Усукуму в торный путь к озеру Виктории. Мало-помалу пошлины возросли до трехсот доти тканей стоимостью в 90 фунтов стерлингов, на каждый из маленьких округов. Проходя через три таких округа, французские миссионеры вынуждены были уплатить 900 доти тканей, следовательно, за три дня хода они выплатили на 270 фунтов стерлингов товарами! На эти ткани туземцы в свою очередь накупили ружей и боевых припасов и сделались для миссионеров еще страшнее. В конце концов через несколько лет дело будет так поставлено, что каждое мелкое племя со своим вождем во главе будет останавливать всякий проходящий караван и задерживать его до тех пор, пока не оберет дочиста, как то уже случалось в Усуи, где был задержан караван, сопровождаемый конвоем со 150 ружьями.
Некто Кемби Мбайя (прозвище одного араба, бывшего в Нэре два года назад) шел домой из Уганды с грузом слоновой кости. Он уплатил дань, кому следовало, и был совершенно спокоен, но на пути вышло маленькое недоразумение: у колодца одна из женщин его каравана поспорила с туземным пастухом, кому прежде напиться, ей или его коровам. Пастух поднял крик, его сограждане сбежались, и кончилось тем, что перерезали поголовно весь караван — мужчин, женщин и детей.
Мне говорили, что Эша и Уокера, миссионеров Общества христианских миссий, задержал вождь одного из мелких округов и до тех пор не отпускал, покуда Меккей их не выкупил. Торговец слоновой костью Стоке по самому свойству своей торговли должен был на горьком опыте убедиться, что для его дела необходимо выработать в себе безграничное терпение и стойкость, отличающие и арабских промышленников; можно себе представить, какие он переживал минуты, когда на его караван нападали крикливые и назойливые дикари, а перепуганные носильщики, побросав свои вьюки, разбегались во все стороны.
Французские миссионеры свою колонию в Узамбиро покинули и поселились в Букомби, Меккей ушел из Мсалала и построил себе другую станцию у речки Маколо. Будь у туземцев хоть капля здравого смысла или хоть несколько совести, чтобы понять, что нельзя же притеснять людей, которые все время обращались с ними так мягко и великодушно, они, конечно, не стали бы своею жадностью и деспотизмом доводить миссионеров до необходимости переселяться с места на место.
4 октября мы пришли к боме Стокса, расположенной на земле его приятеля Миттингинейи. Столица короля отсюда почти за километр к юго-востоку. Она обнесена квадратной стеной из плетня и глины, в которую можно стрелять пулями несколько недель кряду, не причинив особого вреда осажденным, так что, будь у осажденных достаточный запас топлива, пищи и воды, да притом довольно бдительные часовые, такие укрепления можно считать почти неуязвимыми; помимо пушек их ничем не проймешь. Все Усонго, владение вождя Миттингинейи, усеяно такими прочными постройками. Растительность между поселками почти отсутствует, единственные растения, там и сям виднеющиеся в равнине, — это упрямые старые баобабы.
Здешний властитель умудряется постоянно ссориться со своими соседями; возможно, что и соседи у него особенно беспокойного нрава; как бы то ни было, но ни тот, ни другие не могут усидеть спокойно и то и дело пускают в ход свои мушкеты.
На севере отсюда правит вождь по имени Симба, на западе обитает племя уйогу, за ним капера и союзники Симба ватута, или вангони, — экваториальные зулусы, на юге живут хищные вататури, потомки сомали, с северо-востока — вандуи.
Наслышавшись о необыкновенном добродушии Миттингинейи и в тайной надежде достать здесь еще нескольких носильщиков для перетаскивания в носилках наших вечно завывающих египтян, мы нечаянно попали в настоящее гнездо враждующих шаек.