В дебрях Африки
Шрифт:
9-го декабря мы не двигались с места; с утра докончили постройку своей колючей ограды, роздали патроны и осмотрели ружья. К 9 часам, когда прохлада раннего утра сменилась жарким солнечным днем, туземцы начали собираться. Боевые трубы со странным звуком, который я не раз уже слышал в Усоге и в Уганде в 1874 г., протрубили сбор, а с вершин холмов на них отозвались до 20 барабанов. Крики и возгласы раздавались и в горах и в долине, так как мы были окружены неприятелем со всех сторон. Около 11 часов утра несколько туземцев сошли с холмов и подступили так близко, что один из наших, по имени Феттэ, уроженец Униоро, мог разобрать, что они говорят, и тотчас же обменялся с ними крупною руганью; битва началась покуда лишь словесная. Узнав, что в нашем отряде есть человек, могущий объясняться на местном языке, я настроил его речь на более мирный тон, и вскоре между осаждающими и осажденными началась довольно толковая беседа.
— Мы с своей стороны деремся лишь ради самозащиты, — говорили мы, — вы напали на нас, когда мы мирно проходили через вашу землю. Не лучше ли сговориться и сначала попробовать понять друг друга и только тогда сражаться, когда окажется, что соглашение невозможно.
— Правда, это мудрые слова, — отвечали нам, — скажите же, кто вы такие, откуда и куда идете?
— Мы из Занзибара, с великого моря, а начальствует над нами белый человек. Мы идем к озеру Ньянца в Униоро.
— Коли есть между вами белый человек, покажите нам его, тогда и поверим.
Лейтенант Стэрс поспешно вышел из зерибы, и Феттэ представил его враждебным воинам.
— Ну, теперь вы нам скажите, кто вы, — спросил Феттэ, — какая эта страна, кто ваш царь и далеко ли Ньянца?
— Здешняя страна — Ундуссума, наш вождь Мазамбони. Мы — племя вазамбони. До Руэру (Ньянцы) два дня пути, но вам понадобится пять дней. Руэру отсюда на восход солнца, дорога туда одна.
Так начались наши дружелюбные сношения и был сделан первый шаг к соглашению. После этого мы узнали, что в Ундус-суме два вождя и один из них готов дружить с нами и обменяться дарами, если нам угодно; мы, конечно, изъявили свое согласие.
К вечеру пришли гонцы от Мазамбони с извещением, что он желал бы видеть, какие примерно у нас есть товары. Мы послали ему в дар три метра сукна и дюжину медных прутьев и получили обещание, что завтра сам Мазамбони придет к нам в гости и побратается со мной кровью.
На другой день мы встали очень бодрые после спокойно проведенной ночи и мечтали, что через несколько часов наш лагерь посетится дружественными туземцами. Нас просили не пускаться в дальнейший путь, покуда Мазамбони не пришлет своих даров. Поэтому мы решили еще на день отложить выступление.
Утро было серое и холодное, так как мы все-таки находились на высоте 1500 м над уровнем моря. Вершины высоких гор были окутаны туманом, и пошел мелкий дождь, что могло служить объяснением, почему наши друзья так запаздывают со своим визитом; но в третьем часу туман рассеялся, и вся горная цепь ясно выступила на бледноголубом фоне неба. Стэрс, Джефсон и я, стоя на западном краю обрыва, любовались чудным видом и разговаривали о том, как было бы хорошо и желательно, чтобы такая прекрасная страна поскорее попала в руки цивилизованных колонистов.
Тем временем туземцы вереницами шли по гребню горы, вес к одному месту на ровную площадку на вершине одного из холмов, сажен за четыреста от того пункта, где мы стояли; вскоре до нашего слуха донеслись звуки громкого и приятного голоса, очевидно, обращавшегося к народу с какими-то увещаниями. Он говорил минут десять, и мы призвали Феттэ слушать и переводить. Феттз донес, что оратор во имя вождя склоняет их к миру; но каково же было наше удивление, когда вслед за речью в ответ ему поднялись дикие и кровожадные вопли не только из долины, но и со всех горных вершин и склонов.
Мы рассудили, что такой отчаянный крик не может означать мира, а скорее предвещает войну, и для большей достоверности отправили Феттэ в долину спросить у самого оратора. Ответные крики дикарей не оставили в нас ни тени сомнения. Ошибка Феттэ произошла оттого, что слово кануана, означающее мир, и куруана, означающее война, похожи.
— Не нужно нам вашей дружбы! — кричали они. — Вот сейчас мы сойдем в долину и погоним вас из лагеря пастушьими палками.
Один коварный туземец, прокравшийся в нашу сторону, едва не причинил нам серьезного вреда, наш переводчик при этом чуть не погиб.
Ничего больше не оставалось, как наказать их примерно, и мы, не медля ни минуты, организовали вылазки, решившись не давать пощады, пока они не запросят мира.
До вечера продолжалась борьба; туземцы то и дело перебегали с места на место, то наступая, то ретируясь. В сумерки ни одного из них больше не осталось в поле, и тишина, водворившаяся вокруг лагеря, доказала, что день прошел недаром. Дикари были только на горах или же ушли подальше к северу и востоку. Мои молодцы подожгли деревни, и по всей долине вокруг нас не осталось ни одной хижины, в которой можно было бы укрыться на ночь. Но мы чувствовали, что еще не все сделано. Ведь нам предстояло возвращаться этим же самым путем, и если на пути будет много таких воинственных племен, то, по естественному ходу вещей, мы можем потерять много своих людей; если же у туземцев останется хотя бы малейшее сомнение насчет нашей способности постоять за себя, то военные действия придется возобновлять чуть не всякий день. Поэтому лучше уж сразу выяснить этот вопрос и не оставлять у себя в тылу нахального племени, не испытавшего наших пуль. Туземцы, очевидно, полагали, что мы не способны драться вне ограды своего лагеря, почему и похвалялись выгнать нас оттуда пастушьими посохами, воображая себя в полной безопасности на горах. Надлежало дать им почувствовать, что они никоим образом не могут с нами тягаться.
11-го числа все утро шел дождь, задержавший нас в палатках до 10 часов. К этому времени туземцы начали опять собираться и проделывать свои враждебные демонстрации, а потому Стэрс, Джефсон и Уледи повели людей тремя отдельными маленькими колоннами в атаку и произвели на горах значительный эффект. Между прочим захватили и пригнали нескольких коз, которых тут же роздали людям. Вообще события этого дня должны были доказать туземцам, что, враждуя с нами, они ничего не выигрывают. Была даже минута, когда я думал, что день завершится полным примирением: на вершине высокой горы, над нашим лагерем, показался человек и, когда все мои люди были в сборе, возвестил нам, что Мазамбони прислал его сказать, что он принял наши дары, но не мог придти в гости, как обещал, потому что этого не хотели его молодые Люди, желавшие непременно воевать. Но теперь он готов прислать нам дары и наперед будет нам верным другом.
Мы отвечали, что мириться и дружить согласны, но так как они насмехались над нами, то должны купить мир, одарив нас скотом, и если придут с пучками травы в руках — милости просим.
Следует упомянуть, что при каждом отряде воинов, спускавшихся с гор на битву, были крупные сухощавые собаки, очень смело нападавшие на нас.
Оружие племени вазамбони состояло из больших луков в 165 см и стрел в 70 см длиной; кроме того, они носят длинные и острые копья. Щиты большею частью длинные и узкие, но попадаются и другие, чисто угандского типа. Стрелы с зубцами, а копья сходны с теми, которые употребляются в Кара-гуэ, Ууа, Урунди и Ихангиро.