В дебрях времени. Палеонтологическая фантазия
Шрифт:
В конце силурийского периода, около четырехсот миллионов лет назад, появились рыбы. Их происхождение долгое время было загадкой для ученых.
От известных уже нам обитателей древнего океана до рыб путь немалый. Их строение слишком различно.
Тайна была открыта сравнительно недавно. Стало ясно, что рыбы тоже произошли от морских червеобразных животных. Ближе всего они стояли к миногам и миксинам. Эти древние рыбы имели много общего с живущим в наше время маленьким рыбообразным животным — ланцетником. Ланцетник и сейчас обитает в теплых южных морях в песчаном грунте. Он очень интересен тем, что совмещает в себе признаки строения как беспозвоночных, так и позвоночных животных. Его длинное,
Те животные, которые могут быть названы первыми позвоночными, внешне весьма напоминали рыб. Но они были без челюстей и не имели парных плавников. Тело их было заключено в панцирь, сплошным тяжелым щитом покрывавший голову и переднюю часть туловища до хвоста.
«Тяжелое вооружение» погубило их, когда появились гораздо более подвижные конкуренты — хрящевые рыбы. А затем и они утратили былое величие и, если не считать акул и некоторых других рыб, ведущих свое начало из седых глубин времени, отступили перед полчищами прожорливых костистых рыб.
Исследователи долгое время не могли определить, в пресной или соленой воде возникли позвоночные.
Присутствие в морской воде в большом количестве растворенного кальция и окостенение хрящей в результате отложений кальция словно само собой подводит нас к логическому выводу, что это окостенение могло скорее начаться у рыб, живущих в морской воде. Однако в речной воде тоже растворен кальций, а позвоночник мог развиться в результате активного противодействия текучим водам. Это противодействие требовало значительного мышечного напряжения, и понадобился костный прочный стержень, пронизывающий все тело, к которому могли прикрепляться сильные группы мышц. Известно, что соленость морской воды в те времена была невелика и, очевидно, позволяла рыбам довольно свободно переходить из воды с меньшей соленостью в большую, и наоборот. Так что до сих пор вопрос о возникновении позвоночных окончательно не решен.
ПЛАВНИК ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ЛАПУ
Как мы уже говорили, растения совершили «подвиг»: они вышли из воды и заселили сушу. Это были псилофиты — странные и слабые растеньица, не выше четверти метра, немного похожие на плауны. Выполнив эту величайшую из задач природы, псилофиты обессилели и потеряли способность к дальнейшим изменениям, и уже другие растения, грубо оттеснив их, предприняли вторичное решительное и прочное завоевание суши. Победители в слепой и свирепой борьбе за существование не оставляют места побежденным. Поэтому низкорослые растеньица со слабыми корнями, впервые принесшие на сушу зеленый цвет, были истреблены и исчезли.
Вслед за растениями на сушу поползли первые животные. Это были кольчатые черви, предки дождевых червей, моллюски, древние пауки, многоножки и животные, которые позже превратились в насекомых. В авангарде «наступления» шел, по-видимому, скорпион. Но у него уже были не плавники, а суставчатые ножки, и дышал он в отличие от морских скорпионов не жабрами, а «легкими» — трахеями. Он был покрыт хитиновым покровом, непроницаемым для иссушающих солнечных лучей, и хитин помог ему остаться на берегу, когда моря начали отступать и заливы пересохли. Не имей скорпион такой надежной защиты, он высох бы от зноя, как это
И здесь, конечно, не обошлось без жертв: несомненно, что бесчисленные поколения скорпионов погибли, не вынеся суровых требований, поставленных перед ними жизнью. Но все-таки погибали не все, а те, что выживали, перестали возвращаться в воду.
Многие из первопоселенцев суши словно «законсервировали» себя в первоначальном виде. Пройдут сотни миллионов лет, а пауки все так же останутся пауками и скорпионы останутся скорпионами.
В то время происходило много событий.
Там и сям на плоских материках застаивалась вода. Появлялись озера, лагуны и бесчисленные лужи солоноватой воды. Кое-где песчаные валы полностью отрезали их от океана. Зеленоватые полосы засохшей тины выступали по краям водоемов. Вокруг расстилались пески, местами окрашенные красным налетом окиси железа. И надо всем этим тяжелым пышащим шаром медленно катилось по бесцветному небу солнце.
В полдень уколы его жгучих стрел становились нестерпимы и от них с сухими щелчками лопались камни. Дрожали марева над раскаленными песками. Сухие вихри жадными языками слизывали тучи песка и, покрутив, засыпали ими полосы растрескавшейся солончаковой грязи.
Тысячи тонн воды громоздились в небе ослепительными белыми башнями и холмами облаков. Водоемы мелели, некоторые пересыхали совсем. Грозовые ливни наполняли их снова. Эти усыхающие солоноватые лужи кишели жизнью. В них копошились черви и плавали трилобиты.
А в тех лагунах, которые не потеряли связи с океаном, оцепенело застыли в мягких волнах ила, как в подушках, чудовища в панцирях — панцирные рыбы. Они пугали всех своим устрашающим видом и размерами. Их головы и туловища были покрыты прочными изогнутыми щитками. Стараясь передвинуться, они взмахивали, как птицы крыльями, своими плавниками.
Это движение поднимало муть, ил серым землистым облаком оседал на голый рыбий хвост. Несмотря на свою внешность, панцирные туши были не опасны. Они лишь могли рыться в иле и засасывать его.
Их ленивые тела, до половины забитые в костяной мешок, были лишены внутреннего скелета. Только здесь, на этих скудных илистых пастбищах, панцирные рыбы чувствовали себя в относительной безопасности. Иногда в пору ливней или в жестокие штормы, когда морские валы перекатывались через песчаные барьеры, в тихих затонах появлялись непрошеные гости. Море выбрасывало акул и скатов, удары их могучих несимметричных хвостов поднимали бурю в зацветших полусонных прудах. Или в буйной ярости волны выкидывали на берег исполинские колеса, подернутые радужной рябью. Там, где эта двенадцатиметровая спираль раскручивалась, в воздухе взвивались десятки упругих змей с мускулистыми присосками. Окруженный венцом щупалец, хищно и холодно глядел на мир чудовищный спрут-аммонит.
И тогда в водах, тронутых гнилью, принималась за работу смерть. Каждый спасался, как только мог: старались слиться с илом панцирные рыбы, мокрицеподобные трилобиты — потомки покорителей моря, свертывались в шары, пряча внутрь ножки-плавники. Но проворные челюсти акул и смертоносные щупальца спрутов находили своих жертв всюду. Оседали в вязкую муть обломки опустевших панцирей и скорлуп.
Там, где стоячие затоны сменяли море, нашли приют небольшие неказистые рыбки. Их телам недоставало стройности и обтекаемости. Они были похожи на небрежно выточенный брусок, а чешуя их напоминала насечку на напильнике. Эти рыбки были неважными пловцами и предпочитали ползать по дну в мелких укромных местах, цепляясь за тину двумя парами длинных узких плавников. Это были очень странные плавники, меньше всего они годились для плавания: колючие лучи топорщились в них, как растопыренные пальцы. Это были рыбы кистеперы.