В диких условиях
Шрифт:
2 июля МакКэндлесс закончил читать «Семейное счастье» Толстого, отметив несколько заинтересовавших его фрагментов:
Не даром он говорил, что в жизни есть только одно несомненное счастье — жить для другого.…
Я прожил много, и мне кажется, что нашел то, что нужно для счастья. Тихая уединенная жизнь в нашей деревенской глуши, с возможностью делать добро людям, которым так легко делать добро, к которому они не привыкли, потом труд, труд, который, кажется, что приносит пользу, потом отдых, природа, книга, музыка,
Затем, третьего июля, он закинул за плечи рюкзак и начал тридцати двух километровый поход к отремонтированной дороге. Два дня спустя, на полпути, под сильным дождем он набрел на бобровые запруды, преграждавшие путь к западному берегу Текланики. В апреле они были подо льдом, и не являлись серьезным препятствием. Теперь он должен был почувствовать тревогу, увидев покрывавшие тропу озера площадью в три акра. Чтобы не идти вброд через мутную, глубиной по грудь, воду, он взобрался на крутой склон и обошел запруды с севера, а затем спустился обратно к реке у входа в ущелье.
Когда он впервые пересек реку шестьдесят семь дней назад, это был ледяной, но тихий ручеек глубиной по колено, и он просто перешел через него. Однако 5 июля Текланика была в полной силе, напитанная дождями и талой водой с ледников, холодная и стремительная.
Если бы он мог достигнуть дальнего берега, остаток похода к шоссе был бы легким, но для этого он должен был перебраться через поток шириной в тридцать метров. Вода, мутная от ледниковых отложений и температурой лишь немногим теплее льда, которым недавно и являлась, была цвета мокрого бетона. Слишком глубокая, чтобы перейти вброд, она грохотала, как товарный поезд. Могучее течение быстро сбило бы его с ног и унесло.
МакКэндлесс был неважным пловцом и признавался, что боится воды. Пытаться одолеть ледяной поток вплавь или даже на самодельном плоту было слишком рискованно. Ниже по течению Текланика взрывалась хаосом бурлящих бурунов в узком ущелье. Задолго до того, как он сумел бы добраться до противоположного берега, его бы снесло на эти пороги и утопило.
В дневнике он записал: «Катастрофа. … Промок. Переправиться невозможно. Одинок, напуган.» Он правильно сообразил, что если попытается пересечь реку в этом месте и в это время, его ждет верная смерть.
Если б МакКэндлесс поднялся на полтора километра вверх по течению, он бы обнаружил, что река распадается на множество протоков. Если б он долго искал, то методом проб и ошибок сумел бы найти места, где эти протоки были глубиной всего лишь по грудь. Сильное течение наверняка сбило бы его с ног, но, плывя по-собачьи и отталкиваясь от дна, он, возможно, достиг бы берега прежде, чем его бы снесло в ущелье или он погиб от переохлаждения.
Но это было бы все равно слишком рискованно, а в тот момент МакКэндлесс не видел смысла так рисковать. Он вполне благополучно обеспечивал себя в глуши. Возможно, он сообразил, что если будет терпелив и подождет, то река постепенно обмелеет до безопасного уровня. Взвесив все варианты, он принял наиболее безопасное решение. Он развернулся и направился на запад, обратно к автобусу, в склонное к непостоянству сердце глуши.
Глава семнадцатая
ТРОПА СТЭМПИД
Природа была здесь дикой и ужасной, но исполненной красоты. Я взирал в благоговейном страхе на землю, по которой ступал, дабы разглядеть творения Высших сил, облик, форму и материал их работы. То была Земля, о которой мы слышали, сделанная из Хаоса и Древней Ночи. Здесь был не сад человека, но непокоренная планета. Не газон, не пастбище, не луг, не паханая, не испорченная почва. Это была юная и естественная поверхность Земли, какой она была сотворена на веки вечные — чтобы служить приютом человека, так мы говорим, — так Природа сотворила ее, и человек может ей пользоваться, если сумеет. Она не связана с человеком. Это было Вещество, огромное, восхитительное, — не Мать-Земля, о которой мы слышали, не созданная для его прогулок или погребений, нет, было
Что значит посетить музей, увидеть мириады вещей, если можно узреть поверхности звезд, твердую материю в своей стихии! Я застыл в благоговейном страхе перед собственным телом, и вещество, с которым я был связан, ныне казалось мне странным. Я не боюсь духов и привидений, так как сам — один из них, но страшусь тел, трепещу перед встречей с ними. Что за Титан овладел мною? Говори о тайнах! Думай о нашей жизни в природе, каждодневном лицезрении вещества, касании его — камней, деревьев, ветра на наших щеках! Твердой земли! Реального мира! Здравого смысла! Контакт! Контакт! Кто мы? Где мы?
Год и неделю спустя после того, как Крис МакКэндлесс оставил попытки переправиться через Текланику, я стою на противоположном берегу — восточном, со стороны шоссе — и вглядываюсь в пенистые воды. Я тоже надеюсь пересечь реку и посетить автобус. Я хочу увидеть, где погиб МакКэндлесс, чтобы лучше понять, почему.
Сейчас жаркий влажный день, река посерела от мутных потоков растаявшего снега, который еще покрывает ледники на Аляскинском хребте. Сегодня уровень воды гораздо ниже, чем на фотографиях МакКэндлесса годовой давности, но все равно, нечего и думать о переправе вброд через разлившуюся реку. Слишком глубока, слишком холодна и быстра. Я слышу, как камни размером с шар для боулинга скребут по дну, увлекаемые могучим потоком. Через несколько метров меня собьет с ног и сбросит в ущелье, где вода беснуется еще на протяжении восьми километров.
Однако, в отличие от МакКэндлесса, у меня есть в рюкзаке топографическая карта масштаба 1:63 346 (где сантиметр соответствует шестьсот тридцати трем метрам). Очень детальная, она указывает, что в восьмистах метрах вниз по течению, у жерла каньона, расположен водомерный пост Геологической Службы США. Другое отличие в том, что я здесь не один, а с тремя спутниками — жителями Аляски Романом Дайалом и Дэном Соули и калифорнийским приятелем Романа Эндрю Лиске. Водомерный пост не виден от пересечения тропы Стэмпид с рекой. Двадцать минут мы продираемся сквозь заросли елей и карликовых берез, и, наконец, Роман кричит: «Вот он! Там! Метрах в девяноста».
Мы подходим и обнаруживаем пересекающий ущелье стальной трос в два с половиной сантиметра толщиной, натянутый между четырех с половиной метровой вышкой с нашей стороны и каменным выступом на другом берегу, на расстоянии ста двадцати метров. Он был установлен в 1970 году, чтобы отслеживать сезонные колебания уровня Текланики. Гидрологи перебирались с берега на берег в алюминиевой корзине, подвешенной к тросу на шкивах. Из нее они спускали утяжеленную свинцом линейку для измерения глубины реки. Девять лет назад из-за проблем с финансированием станция была закрыта. Предполагалось, что корзина будет привязана цепью с замком к вышке на нашем берегу — со стороны шоссе. Однако когда мы поднялись на вышку, оказалось, что корзины там нет. Взглянув через реку, я вижу ее на противоположном берегу — со стороны автобуса.
Выяснилось, что местные охотники перерезали цепь, отвели корзину на противоположную сторону и закрепили там, чтобы посторонним было сложнее переправляться через Текланику на их угодья. Когда МакКэндлесс пытался выйти к шоссе год назад, корзина была там же. Если бы он знал об этом, одолеть реку было бы элементарно. Но, поскольку у него не было топографической карты, он не смог протянуть руку к своему близкому спасению.
Энди Горовиц, бегавший с МакКэндлессом в вудсонской команде по кроссу, считал, что Крис «родился не в том веке. Он жаждал больше приключений и свободы, чем современное общество может дать людям». На Аляске МакКэндлесс стремился бродить по земле, которой нет на картах. К 1992 году, увы, для географов больше не осталось белых пятен — ни на Аляске, ни в других уголках планеты. Но Крис, со своей отличающей его от остальных логикой, нашел изящное решение — он просто избавился от карты. В его собственному мозгу и более нигде, терра, таким образом, оставалась инкогнита.