В дни Каракаллы
Шрифт:
Как я уже сказал, Аполлодор объяснял желающим под портиком Посейдона тайны аристотелевских силлогизмов или очарование Гомера и обучал всему тому, что требуется для молодых людей, собирающихся отправиться на отцовские деньги в Рим, чтобы с помощью могущественного покровителя добиться высокого положения и, может быть, даже поста префекта претория, или надеявшихся приглянуться какой-нибудь влиятельной римской матроне, питающей слабость к розовощеким провинциалам, и тем устроить свою судьбу. Некоторые же мечтали написать стихи, которые прославили бы их на весь мир, или сделаться знаменитыми ораторами. Вместе с этими богатыми юношами я тоже посещал уроки Аполлодора, не платя за учение ни единого денария. А когда легкомысленные повесы отправлялись на очередную
Мне кажется, что я еще слышу глуховатый голос Аполлодора:
– То, что существует, создалось из атомов, из многочисленных перемен, изменений и превращений. Но распад атомов ведет к смерти. Однако не следует страшиться ее, ибо это естественный конец всех вещей…
С полной откровенностью могу сказать, что философ не научил меня равнодушно относиться к собственной гибели и жизнь для меня по-прежнему мила во всех ее проявлениях, но старый безбожник разрушил мою детскую веру в небожителей, и я пустился в житейское плавание с душою, освобожденной от жалких предрассудков и ложных суеверий…
Итак, место моего рождения – древний город Томы, тот самый город, в котором жил в изгнании и навеки закрыл глаза прославленный римский поэт Овидий. Как известно каждому мореходу, наш город лежит на берегу Понта Эвксинского, в провинции, называемой Нижняя Мезия или Малая Скифия, и я с детства полюбил море и корабли. Казалось, я только ждал случая, чтобы познать мир. За эти годы ритор Аполлодор научил меня всем тонкостям греческого языка, и я преуспел в латыни. При рождении мне дали римское имя, однако меня часто называют скифом или сарматом, так как гражданам известно, что мой отец северный варвар, а мать родом дакийка, – они переселились в мирный город Томы из какой-то дакийской деревушки. Видя честную и трудолюбивую жизнь моих родителей, городские власти никогда не чинили им никаких неприятностей.
Это случилось в царствование императора Марка Аврелия. Когда Македонский легион был переведен из Малой Скифии, где он охранял границу, в Дакию, костобоки переправились через Дунай, перевалили горы Гем, прошли огнем и мечом многие провинции и прорвались через Фермопилы в Элладу, где захватили Элатею. Именно во время этих событий сгорел построенный еще Периклом храм мистерий в Элевсине, как рассказывал мне Аполлодор с книгой Павсания в руках, и погиб в одном из сражений с варварами знаменитый атлет Мнесибул, дважды победитель на олимпийских играх – в беге и в двойном беге со щитом, – сначала поразивший многих врагов аттическим копьем, а потом и сам павший на поле битвы.
Отец мой, в те годы молодой воин, тоже принимал участие в нашествии на Элладу, хотя и не любил копаться в своих воспоминаниях, чтобы лишний раз не напоминать властям, что он костобок. Но однажды за чашей вина рассказал, как во время схватки с элевсинцами в белоколлонном храме с грохотом упал на мраморный пол бронзовый светильник и, воспламененная его огнем, загорелась храмовая завеса. Отец также вспомнил об одной схватке с греками: он поразил мечом некоего храброго греческого воина, о котором ленники говорили, что это лучший бегун в городе. Тогда-то Аполлодор и прочитал ему вслух то место у Павсания, где повествуется об этой битве, и с нескрываемым изумлением смотрел на своего собеседника, участника таких событий.
По словам отца, поход был полон веселья, в каждом селении костобоки ласкали полумертвых от страха пленниц и вернулись домой, насмотревшись на всякие чудеса. Воины покинули Элладу, отягощенные богатой добычей, обещая вновь вернуться при первом же удобном случае, но во время переправы на левый берег Дуная на них напали, по наущению римлян, всегда готовых на предательство, враждебные племена, и мой отец был тяжко ранен. Его спасла от неминуемой смерти молодая дакийская девушка, ставшая потом его женой, а моей матерью, и, скрываясь от гнева Рима, они жили некоторое время в каком-то глухом урочище, а когда все успокоилось, переселились в Томы, где у моей матери издавна проживали родственники, люди с некоторым достатком. Отец нанялся тогда на работу к богатому торговцу Диомеду.
Если бы не это обстоятельство, то есть не его раны, мой отец вернулся бы вместе со своими сородичами в область Певкинских гор, и тогда, может быть, и мне суждено было бы родиться не в Томах, а в одной из тех дымных варварских хижин, в каких обитают северные жители, люди многочисленных племен, которые живут в селениях, находящихся на большом расстоянии одно от другого, среди непроходимых топей и дубрав, на всем необозримом пространстве Сарматии, между Мурсианским озером и рекой Борисфеном.
Сами они называют себя славянами и не управляются одним человеком, а живут в народоправстве, и поэтому счастье и бедствия, равным образом как и все прочее, считается у них общим достоянием. Они верят, что миром повелевает бог грома, и имеют обыкновение приносить ему в жертву быков и петухов; почитают они также священные деревья, реки и речных нимф. Обитают эти люди в убогих жилищах, все существование их полно всяких лишений, и они стараются селиться в неудобопроходимых трущобах, откуда удобно наблюдать за передвижением неприятеля. У них существует обычай зарывать ценные предметы и зерно в землю; одни из них возделывают пшеницу и просо, другие пасут многочисленные стада рогатого скота.
Сражаться с врагами венеты, или славяне, предпочитают в местах, поросших деревьями, или в теснинах, с большой пользой для себя используя засады, внезапные ночные нападения и другие военные хитрости. Очень опытны славянские воины также в переправах через реки, и в этом деле у них нет соперников. В случае надобности они опускаются каким-то образом на дно рек и мужественно выдерживают пребывание под водою в течение многих часов, держа во рту выдолбленный тростник, и дышат так, а враги, считая, что это естественно растущий камыш, проходят мимо. Порой, как бы под влиянием замешательства, они бросают добычу и бегут в рощу, а когда враг набрасывается на оставленную приманку, то стремительно возвращаются и наносят неприятелю большой урон. В битву славяне идут с копьями и щитами в руках, но без панцирей и часто не имеют на себе другой одежды, кроме полотняных штанов. Они весьма высокого роста, обладают огромной силой, легко переносят холод, жару, наготу или недостаток в пище и равнодушны ко всякого рода лишениям, но отличаются необыкновенной любовью к свободе, и их никаким образом нельзя склонить к рабству…
Говорят, что целомудрие славянских женщин превосходит всякое представление. Рассказывают, что большинство их считают гибель мужей на поле брани своей собственной смертью и добровольно удушают себя, не видя во вдовстве достойного существования.
Если вы бросите внимательный взор на карту Птолемея, на которой изображена Сарматия, то заметите, что на ней с большой точностью показаны моря и заливы, реки и горы и перечислены живущие в этих областях племена. Костобоки живут на севере от Певкинских гор, где, по словам Геродота, в липовых рощах такое множество пчел, что там небезопасно проходить путникам. К югу от этих гор живут карпы и бессы, которых даже разбойники считают страшными для себя, к востоку от них, в том месте, где море делает излучину, обитают геты и роксоланы, а еще дальше – другие народы, и, наконец, далеко на полночь – гипербореи. Поселения же других, родственных костобокам, венетов простираются до самого Сарматского моря, где вместе с ними обитают эсты и фины. Туда проходит по реке Вистуле, через город Калиссию, древний путь за янтарем.