В дни поражений и побед
Шрифт:
– Не даст - и чорт с ним! Мы и сами не хуже его сделаем дело.
В лагере не было слышно ни обычных пьяных криков, ни песен, и настроение было подавленное. Повсюду кучками толковали о случившемся.
– Жалко Могляка!
– Чего жалеть-то? Ты за своей башкой смотри.
Послышался торопливый топот. К атамановой палатке подскакал какой-то хохол без шапки, без седла и быстро говорил о чем-то Забобуре.
– Что там такое?
– спросил выходя "сам".
– Отряд вернулся и стоит на прежнем месте.
– Ага!
– довольно воскликнул атаман, - теперь расквитаемся! Заруба! Карасю приказ: завтра к ночи встать позади отряда, поблизости. Борохня! наши от Сыча-мельника вернулись?
– Вернулись.
– Порошок привезли? Давай их сюда. Ну, что, где?
– спросил он кого-то из вошедших.
– Вот!
– и тот передал ему небольшой, завязанный из грязной тряпочки, узелок.
– Кто из Дубков сообщение привез?
– Вавила-косой.
– Давай его ко мне.
В палатку вошел все тот же прискакавший с донесением об отряде хохол и низко поклонился.
– Откуда солдаты воду берут?
– спросил его атаман.
– То-ись как?
– не понял тот.
– Ну из деревни... из речки?
– Не! из колодца, что возле Яковой мельницы.
– В чем обед варят?
– Кухня у них есть такая, на колесах.
– Вот что, Вавила! Вот тебе порошок и чтобы завтра до обеда он уже был в колодце.
– Никак невозможно!
– ухмыльнулся мужик.
– Как невозможно, дубина! Вот я тебе стукну по башке, так будет возможно!
– Народу всегда там ихнего много.
– Мало ли что много. Долго ли кинуть!
– Ладно, попробую.
– На вот, попробуй!
– крикнул атаман и вытянул несколько раз мужика плетью, - чтобы ты у меня больше не пробовал, а точно делал, как говорят.
– Что же... Сделаем, - согласился Вавила.
– Если уж такое от вашей милости строгое приказание, - сделаем.
– Ну то-то! А ночью я у вас сам буду.
Атаман отослал мужика и злобно пробормотал:
– Могляка разбили! Я вам покажу... С-собачья коммуна!
XVII.
Могляка разбил отряд Сергея. Отличная разведка установила его местонахождение. Банда, введенная в заблуждение поведением отряда и не ожидая нападения, мирно перепилась. Перехваченный приказ Битюга дал отряду новые указания, и сильным ударом банда была уничтожена. Впрочем, это был лишь первый шаг. Предстояло взять Битюга.
Наши друзья утром проснулись довольно рано, часов около семи.
– Значит сегодня наступаем?
– Значит так.
– Трудно только по такой дороге подойти ночью.
– Ночью мы подойдем только до леса, а свернем уже к рассвету.
– Пойдем умываться.
Пошли к колодцу. Еще не доходя, они услышали какой-то треск, похожий на негромкий револьверный выстрел, но не обратили на него внимания. Теперь же, подходя к мельницам, они увидали кучку оживленно суетящихся курсантов.
– Колодец либо отравили, либо заразили, - сообщили Сергею сейчас же курсанты.
– Вот этот субъект. Ему Кузнецов из ногана руку просадил.
Подошел Кузнецов и пояснил: он сегодня дневалил по лагерю и заметил, что какой-то мужик все время толкается около мельниц. Это ему показалось подозрительным, так как доступ за черту расположения курсантов был запрещен. Он спрятался за плетень и стал наблюдать. Человек подбежал к колодцу и что-то туда бросил.
– Стой!
– крикнул, выбегая из засады, дневальный.
Куда там "стой!" - человек огромными прыжками бросился в сторону, намереваясь перемахнуть через плетень, но в следующую же секунду повис на нем с простреленной рукой.
Отравитель, дрожа от боли и от страха, сознался в том, что приехал ночью от атамана, который и приказал ему бросить этот узелок в воду, при чем для подтверждения показал протянутый через всю спину ярко-красный рубец от ременной нагайки. Ночью он заезжал в деревне к некоему Макару, по прозванию Щелкачу, и передал ему, что атаман велел тотчас же сообщить, как подействует отрава. И если подействует, то ночью же он нападет на красных сам.
– Вот что!
– сказал Сергей.
– Нам теперь незачем тащиться по трудной дороге в лес. Мы подождем, пока они сами не подойдут к нам. Но необходимо дать им уверенность, что отряд действительно отравлен.
Для наибольшей правдоподобности было приказано: по лагерю никому не разгуливать, в деревню ни под каким видом не отлучаться.
Сам Сергей с товарищами отправился к старосте и приказал к завтрашнему дню приготовить подводы, потому что отряд уезжает, при чем было прибавлено, что люди позаболели и есть предположение, что они отравлены. Если же последнее подтвердится, то, уезжая, они подожгут деревню со всех концов.
Вернулись обратно.
– Вот только насчет деревни-то зачем ты им пыли напустил?
– спросил Николай.
– Чудак! Как только Макар Щелкач узнает, что люди заболели, он поймет это по-своему, а то обстоятельство, что отряд, уезжая, собирается сжечь это гнездо, заставит его поторопиться донести во-время атаману. Я, брат, хочу, чтобы уже наверняка.
В лагере курсантов, с наступлением сумерок, началось сильное оживление. Заранее выбрали позиции, измерили дистанции, вырыли и замаскировали окопчики для пулеметов. На рассвете из секретов прибежали курсанты и сообщили: один о том, что банда заходит в деревню, другой о том, что банда подходит к оврагу, лежащему в двух верстах.
И еще тише прилегли цепи и еще безмолвнее притаились пулеметы за увядшей листвой мнимых кустов. А серая полоса на окраине неба ширилась и светлела.
Атаман шел вместе с отрядом со стороны оврага, Карась занял деревню.
"Уж не подохли ли они?" - подумал атаман, когда они беспрепятственно приблизились меньше чем на версту к мельницам.
Но в это время несколько редких выстрелов послышались со стороны лагеря, и пули зажжужали где-то высоко в стороне.
"Ну и стрелки!" - подумал он и густою цепью быстро повел банду вперед, туда, откуда защелкали редкие и совершенно не достигающие цели выстрелы.